Для самих китайцев, а равно и тангутов (ди) и тибетцев, название Ся было одиозным, как синоним дикости, бродячей, охотничьей жизни и свирепости, хотя основателем династии считался великий Юй, первый мелиоратор Китая. Но Хэлянь Бобо и его соратники мечтали именно о дикой воле и так натерпелись бед от соседей, что сами щадить никого не собирались. Не задумываясь, они порвали союз с тибетцами и покорили сяньбийские кочевья на юге Ордоса, выгнав тибетцев за линию Китайской стены. Завоеванные сяньбийцы пополнили хуннскую армию десятью тысячами всадников.
В отличие от других кочевых вождей, стремившихся завести крепости, придворных и китайскую роскошь, Хэлянь Бобо заявил: «Мы пропадем, если запремся в каком-нибудь городе. Будем носиться, как ветер степной, кидаясь на голову врага, если он бережет хвост, нападая на хвост, когда он прячет голову. Утомим и изнурим их, и через десять лет весь Север будет наш. Вот умрет Яо Син, сын которого туп, и тогда я возьму Чанъань»[249]
.Но еще до этого Хэлянь Бобо совершил набег на Южную Лян, князь которой, Туфа Жутань, отказался выдать свою дочь за хуннского вождя. Разумеется, это был предлог, а на самом деле Хэлянь Бобо округлял свои границы. Он одержал полную победу, имея всего 20 тыс. всадников против 70 тыс. сяньбийцев, и ознаменовал ее тем, что велел сложить башню из костей убитых врагов. Это произвело на всех его соседей весьма сильное впечатление.
Яо Син решил воспользоваться войной хуннов с сяньбийцами, для того чтобы покончить и с теми и с другими. В 408 г. он двинул две армии по 30 тыс. человек: одну на Жутаня, другую — на Хэлянь Бобо. Обе были разбиты наголову[250]
.Продолжая войну против тибетцев, Хэлянь Бобо в 411 г. перешел Китайскую стену, одержал несколько небольших побед и привлек на свою сторону войска разбитых им циньских командиров. Это был самый важный для него результат, так как воины были его главным достоянием, а добычу — плату за службу — они добывали себе сами. Дальнейшее продвижение на юг было ненужным и опасным, так как империя Цинь была еще достаточно сильна. Поэтому Хэлянь Бобо ограничился тем, что оккупировал восточный Ордос и воссоздал государство своего отца Лю Вэйчэня.
Судьба играла ему на руку: в 409 г. могучий и страшный император Вэй, Тоба Гуй, был убит собственным сыном и возникшие при этом беспорядки, связанные с поимкой и казнью убийцы, лишили табгачей возможности выступить против хуннов. А когда следующий хан и император, Тоба Сэ, навел порядок дома, начинать войну было уже поздно, ибо Хэлянь Бобо успел к ней приготовиться.
Итак, почти одновременно рядом воссоздались два хуннских государства, но до чего же они были непохожи друг на друга! В Хэси кристаллизовалась веками накопленная культура, чуткость к чужим мыслям, восприимчивость, не убивающая собственной неповторимости. В Ордосе — грубая сила, дикая жестокость, полное неприятие любой интеллектуальной стихии, в том числе и своей древней традиции. И нельзя сказать, что Хэлянь Бобо был оригинален. Его держава была сколком с Жужаньского каганата и, подобно последнему, вобрала в себя разноэтничные элементы, головорезов, готовых служить под знаменем удачливого атамана. Но жужани имели в своем распоряжении бескрайние просторы Великой степи и прикрывавшую их пустыню Гоби, а хунны были зажаты в маленьком Ордосе, и вся их надежда была на то, что они раньше успеют разгромить соседей, чем те их. Вскоре мы увидим, оправдалась ли эта надежда.
А теперь, прежде чем прослеживать ход событий дальше, следует ответить на вопрос: какой смысл в перечислении бесконечных убийств и насилий, измен и предательств, расправ над беззащитными и бегств от умеющих сражаться? Ведь за весь окровавленный IV век картина событий становилась все более безотрадной, и все описанные нами исторические персоны погибли, «не бросивши векам ни мысли плодовитой, ни гением начатого труда». Да стоит ли такая эпоха внимания историка?