Хутор Гилье. Майса Юнс

Он попытался было скинуть с себя шубу, но, не преуспев в этом, подошел к Тинке и сказал:

— Ты так хорошо завязала узел на моем шелковом шарфе, что мне его не развязать… Спасибо, Тинка… Балует она меня… Да ты сам знаешь, какая она, капитан!

Уже позже, сидя перед наспех собранной закуской, он сказал с улыбкой, обращаясь к тестю и теще:

— Вы сами видите, насколько она мне стала необходима. — И потребовал, чтобы Тинка собственноручно налила ему рому в чай.

Когда молодая жена, заботливо закутав шею фогта шарфом, проводила его до саней и он наконец уехал, ее чай уже успел совсем остыть. Она к нему так и не прикоснулась.

Но тут мать принесла новую чашку горячего чая, и Тинка смогла спокойно сесть и насладиться возвращением домой.

«Он такой добрый, — думала мать, — он, наверное, заметил, что Тинка скучает по дому».

— Фогт очень к тебе внимателен, Тинка. Как мило с его стороны, что он так скоро дал тебе возможность приехать домой, — сказала мать.

— Великолепный человек! Таких, как он, поискать надо! — воскликнул капитан своим низким басом. — Ведь он тебя, Тинка, просто на руках носит.

— Да, он делает все, что может… На той неделе к нам приедет йомфру Брун, чтобы переделать мне атласное платье. Оно только раз надевалось… Гюльке хочет, чтобы я была нарядная, — сказала Тинка.

Она говорила тихим голосом, без всякого выражения, и матери трудно было понять, что она этим хочет сказать.

— Да, он просто из кожи вон для тебя лезет, не знает, что и придумать тебе в угоду.

Решение фогта привезти Тинку домой было продиктовано не только стремлением удовлетворить ее желание повидать родителей, но и мыслью о молодых людях Буххольце и Хурне, которые в последнее время что-то зачастили к ним. С тех пор как в доме фогта появилась молодая, привлекательная хозяйка, они охотно его посещали и приятно проводили там время.

Вечером капитан с удовольствием сыграл партию в пикет.

Ему показалось, что с возвращением Тинки в доме снова воцарился уют. Ее присутствие чувствовалось везде — и в комнатах, и на кухне, когда там готовили солонину с горохом. Ее ровный, спокойный характер миротворно влиял на окружающих.

Утром отец получил порцию своего любимого блюда мелье[13], приготовленного Тинкой. За какое бы дело по дому мать ни собиралась приняться, она вдруг обнаруживала, что все уже сделано дочерью. Тинке надо было еще вышить за эти дни пару домашних туфель для Гюльке, но ее это не пугало. После обеда она читала отцу вслух, пока он не начинал дремать. Тогда она принималась за вышивание и за время его послеобеденного сна успевала справиться с большей частью узора.

Капитан с удовольствием глядел, приоткрыв глаза, как ловко мелькает в руках Тинки иголка с шерстяной ниткой. В комнате все дышало покоем, миром, уютом — невозможно было снова не задремать.

Но ведь она приехала к ним только на три дня!

Пальцы Катинки проворно двигались по канве, а мысли ее в этот час одиночества медленно вращались всё по одному и тому же кругу.

Когда Ос узнал о ее замужестве, он написал ей письмо. Он так верил в любовь Тинки, что мог бы поручиться за нее своей жизнью. Он готов был долгие годы не покладая рук работать с раннего утра до поздней ночи, чтобы когда-нибудь они все же смогли соединиться — пусть уже немолодыми! Он питал святую надежду, что она будет его терпеливо дожидаться, невзирая на то, что он беден и живет в таких трудных условиях. Но теперь, когда она продала себя за деньги, за богатство, он больше ни во что на свете не верит. У него только одно сердце, а не два. И самое большое несчастье вот в чем: он прекрасно знает, что и у нее только одно сердце.

— Тинка, ты как будто вздыхаешь? — спросил вдруг капитан, проснувшись. — Наверное, села неудобно. А теперь давай пить кофе.

Поскольку Осу Тинка ответить не могла, она решила написать Ингер-Юханне, чтобы хоть немного облегчить свое сердце. Она взяла с собой ее последнее письмо, чтобы дома спокойно на него ответить. Вечером наверху, в своей комнате, она перечитывала письмо сестры и вздыхала. «Счастливая Ингер-Юханна. Мне бы ее заботы», — думала она.

«Ты, Тинка, должна получше оглядеться и использовать то положение, которое ты теперь занимаешь. Ведь у вас там, в горах, большая нужда во всякого рода общественной деятельности. Нет никакого сомнения в том, что общение между людьми и вообще все формы общественной жизни имеют в наше время свою особую миссию, оказывают облагораживающее влияние на нравы и содействуют борьбе со всеми проявлениями грубости и неотесанности, как выражается тетя.

Я пишу тебе все это не просто так, а с определенной целью. Как ты знаешь, у меня сейчас все складывается таким образом, что и мне приходится задумываться о возможности тоже вскоре занять какое-то положение в обществе. Отрицать это — значило бы кривить душой.

Должна тебе сказать, что я уже мысленно представляю себе многое из того, что попробую осуществить в жизни. Важно пробудить в обществе те интересы, которые теперь находятся как бы в опале.