Хуторок в степи

В листве над головой послышался шорох, и с дерева упала черешенка, которую, вероятно, оторвал и уронил скворец.

– Кш-ш-ш! – махнул Петя рукой.

– Ах, вот что! – сказала Марина ревниво. – Значит, вы любите ходить в степь собирать подснежники? Ну и что же там было? Вы, конечно, целовались?

– На такие вопросы не отвечают, – уклончиво сказал Петя.

– Вы мне должны открыть как другу. Я требую! – сердито сказала Марина и даже топнула ногой.

"Ага, голубушка, ревнуешь! – подумал Петя. – Погоди, то ли еще будет!"

– Говорите сейчас же – целовались или не целовались? А то я сию минуту уйду, и мы больше никогда не увидимся! Слышите? Ни-ко-гда! – Ее глаза грозно сверкнули.

В эту минуту она была дивно хороша, и Петя, небрежно пожав плечами, сказал:

– Ну пожалуйста. Конечно, целовались.

– Ай, как не стыдно, как не стыдно! – сказал над головой Мотин голос, и в ту же минуту раскрасневшаяся Мотя скользнула с дерева в ромашки и стала прыгать на одной ноге вокруг Пети, приговаривая: – А я не знала, что вы такой брехунишка! А я не знала, что вы такой брехунишка!

– Молодец, Мотька, что раньше времени не засмеялась! – кричала Марина, хлопая в ладоши.

– А я себе все время рот зажимала руками, – сказала Мотя, не переставая прыгать вокруг Пети. – Брехунишка, брехунишка!

Петя готов был провалиться сквозь землю.

– Ах, так? – грозно сказала Марина. – Значит, вы целовались? – С этими словами она вплотную подошла к Пете, ловко намотала на палец прядь его волос и с силой потянула.

– Больно! – крикнул Петя.

– А мне не больно? – сказала Марина.

И, несмотря на весь ужас своего положения, Петя не мог не оценить этот великолепный ответ, взятый непосредственно из "Первой любви" Тургенева.

Вдруг Марина засмеялась своим загадочным, русалочьим смехом и с чисто женской непоследовательностью сказала:

– Слушай, Мотька, давай его просто побьем?

– Давай! – сказала Мотя, и обе девочки с опасным хохотом бросились на Петю.

Но, сделав ловкое движение, он выскользнул у них из рук и стремглав понесся куда глаза глядят, мелькая голыми пятками.

Девочки побежали за ним. Он слышал за собой их веселые, насмешливые крики. Они его догоняли. Тогда Петя решил применить известный фокус: неожиданно упасть на землю под ноги своим преследователям. Однако он поторопился. Он бросился ничком и стал на четвереньки слишком рано, не подпустив девочек достаточно близко. Он стоял на четвереньках, имея весьма глупый вид, а девочки, не торопясь, подбежали, сели на него верхом и стали тузить.

Это было не больно, но очень унизительно.

– Лежачего не бьют! – жалобно простонал Петя.

Тогда они, злорадно пыхтя, стали его щекотать. Он визгливо захохотал. Тут на помощь другу пришел, откуда ни возьмись, налетевший Гаврик.

– Двое на одного! Не по правилам! Наших бьют! – закричал он и упал сверху на девочек. – Мала куча! Куча мала!

На этот призывный клич со всего сада в одну минуту сбежались Павлик, Женька и все мальчишки и девчонки Женькиной компании, так что скоро под деревьями уже шевелилась, пыхтела, хохотала, визжала громадная "куча мала".

52. ТЕРЕНТИЙ СЕМЕНОВИЧ

В этот день Василий Петрович проснулся очень поздно. Он спал всю ночь как убитый – тяжелым сном измученного, смертельно усталого человека, без сновидений, без мыслей, без чувств.

Проснувшись, он еще долго лежал на своей парусиновой раскладушке, повернувшись лицом к стене с закрытыми глазами, и все никак не мог представить, что же теперь с ними будет.

Наконец он заставил себя встать, одеться и выйти в сад. Он увидел разостланные под деревьями мешки и рогожки с грудами черешни, множество знакомых и незнакомых людей, которые, стоя на лестничках и сидя на ветвях, снимали урожай; он увидел пасущихся лошадей и две неизвестно откуда взявшиеся платформы; и, наконец, он увидел тетю, которая шла к нему навстречу мелкой энергичной походкой и оживленно улыбалась.

– Ну, Василий Петрович, кажется, все устраивается как нельзя лучше!

– О чем вы говорите? – спросил он монотонным, ничего не выражающим голосом. На его лице появилась странная улыбка, поразившая тетю своей лунатической неподвижностью. – О чем вы говорите? – повторил он рассеянно.

– Ах, боже мой, о чем же я еще могу говорить, как не о нашем урожае, как не о наших черешнях! – весело ответила тетя.

Но, услышав слово "черешни", Василий Петрович вздрогнул как ужаленный.

– Нет, нет! Только ради бога! – простонал он. – Ради бога, ради бога, избавьте меня от этого… от этого мученья…

– Да вы меня выслушайте, – мягко сказала тетя.

– Не буду! Не хочу! Не желаю! Лучше носить в порту мешки! – раздраженно закричал Василий Петрович и без оглядки побежал в дом, нелепо размахивая руками и спотыкаясь.

– Выслушайте меня, по крайней мере! – крикнула ему вслед тетя.

Но он промолчал, не желая ничего понимать, думая, что все это, наверно, опять какие-то глупые фантазии и что они бесповоротно пропали.

Он опять лег на свою раскладушку лицом к стене, страстно желая лишь одного: чтобы его больше не трогали.