Хуже не бывает

– Так о чем я говорила? – спохватилась она. – Ах да, об отцах. У Хани прекрасный отец, но голубой, а у меня натурал и совсем никудышный. Я тебе рассказывала, как позвонила ему, когда была под кислотой? Да когда бы я могла тебе рассказать? В прошлом году, когда мы не были знакомы, или в позапрошлом? Ну, тем не менее сперва я позвонила отчиму, с которым не разговаривала эдак четыре тысячи лет – никогда не догадаешься, почему – главным образом потому, что он украл деньги у моей матери и трахал шлюх, уверяя нас, что это маникюрши, их приводил в дом его парикмахер. Разумеется, они были маникюршами, если кутикула – это еще одно название для члена. Мой брат Тимоти пытался заснять моего отчима Сиднея в действии, установив камеру под юбкой у куклы в его комнате – будем надеяться, не для того, чтобы тоже сделать маникюр. Но речь не о Сиднее, я упомянула отчима только потому, что ему я позвонила первому. Я была под кислотой и сказала, что сожалею, что не разговаривала с ним, потому что мне-то он на самом деле не сделал ничего плохого. Это правда, между прочим, но, возможно, лишь потому, что он был слишком занят моей матерью. Но я даже рада, что позвонила ему, ведь вскоре после этого он умер, совершенно нелепо, какой-то парень ударил его по руке, образовался тромб и попал в сердце или что-то вроде того. Ну так вот, затем я позвонила отцу, кажется, у меня случился приступ «позвони под кислотой всем своим папочкам» и бла-бла-бла. Должна сказать, это лишь одна из двенадцати сотен тысяч бессмыслиц, которые творишь под кислотой. «Ты должен приехать жить ко мне в Нью-Йорк». В то время я жила в маленькой квартирке в Нью-Йорке, мне было двадцать один или около того. И вот – бум! Шестнадцать часов спустя, когда я очнулась от двухминутного сна после ночи тысячи звонков тысячам отцов, заверещал дверной звонок и – voila!A вот и он. Истинный, единственный и неповторимый, явившийся-незапылившийся отец, в комплекте с чемоданом, но без бакенбард, воспылавший наконец-то родственными чувствами к своей давно и умышленно потерянной дочери, готовый переехать ко мне. Здесь я должна поведать о своей семье. Ты готов? – Не дожидаясь ответа и не переводя дыхания, Сьюзан продолжила: – Яблочко от яблони недалеко падает. Это главное. Яблочко от яблони недалеко падает, но моя подруга Люси сказала, что это звучит слишком странно. Она считает, что «яблочко от яблони далеко не трахается».

Сьюзан помолчала немного, глядя по сторонам, словно искала какую-то потерянную вещь, хотя не могла вспомнить, что же она потеряла.

– Солнце встает? Посмотри, там, над горой… небо светлеет. Мне всегда это казалось забавным – с одной стороны солнце, а с другой – луна. Некоторые говорят, что это символ плодородия. О, посмотри! Вон указатель, видишь? Сан-Диего, шестьдесят две мили. Это хорошо, потому что мне, кажется, нужно в туалет. Да и съесть бы чего-нибудь. Я не то чтобы голодна, просто… Ты когда-нибудь бывал в Эскондидо?

Тони затянулся сигаретой и помотал головой:

– Не-а.

– Я тоже. И сейчас мы там не побывали! Ты свидетель.

Сьюзан внезапно заметила другой указатель, промелькнувший за окном.