Хуже не бывает

Он вошел в ванную, обыскал полки и шкафчики, вернулся в спальню и протянул ей раскрытую ладонь с пастельным созвездием лекарств.

– Господи Иисусе, какой же ты зануда, – раздраженно сказала она, сгребая таблетки, и с негодующим видом бросилась в ванную.

– Куда ты пошла?! – заорал он.

– Принять эти дерьмовые таблетки, так что оставь меня в покое! – закричала она в ответ, хлопнув дверью.

Сьюзан с отчаянно бьющимся сердцем шарила по полкам, высыпая содержимое флаконов в руку и заменяя таблетки, которые дал ей Крейг, на аспирин и витамины. Она едва успела засунуть настоящее лекарство под подушку кресла, как в дверях появился Крейг. Он ничего не заметил.

– Что ты делаешь? – с подозрением спросил он, наклонился вперед и, прищурившись, посмотрел на нее.

Сьюзан изобразила на лице мягкое удивление, надеясь, что он не увидит, как она покраснела и запыхалась.

– Я хотела налить воды, запить таблетки. С тобой все хорошо, папочка?

Она быстро подошла к раковине и наполнила водой грязный стаканчик из-под зубных щеток, забрызгав и себя, и раковину.

– Извини меня за то, что я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое. – Крейг стоял, скрестив руки, а она поспешно пыталась проглотить подмененные таблетки.

– Мания – это вовсе не плохо, ты знаешь, – произнесла она не совсем внятно из-за таблеток во рту.

– О, разумеется, для тебя это прекрасно, но как насчет окружающих, которых ты калечишь своей бодростью? – Он вздохнул. – Послушай, я хочу, чтобы ты мне пообещала встретиться завтра утром с Мишкиным. Я действительно за тебя волнуюсь.

– Хорошо, хорошо, обещаю. Ты меня сразил. Завтра же поеду, – ответила Сьюзан лишь для того, чтобы убрать этого гиганта-лесоруба из поля зрения.

– Хорошо, и если ты обещаешь, я хочу попросить еще кое о чем.

Сьюзан уставилась на него, будто пытаясь прожечь дыру в этом сосредоточии практичных желаний, сделать их бессильными, ничтожными, ненужными…

– Хорошо, что?

– Я хочу, чтобы ты пообещала мне аккуратно принимать все эти долбаные таблетки.

Сьюзан вдруг переполнили опустошение и скука.

– Хорошо. Так я могу идти? Или я должна подписать какие-то нотариально заверенные документы?

Крейт раздраженно пожал плечами.

– Отлично, считай меня плохим парнем, а себя непонятой личностью, какая, на хрен, разница, я иду спать. Желаю прекрасного вечера. – Он еще раз покачал головой и захромал обратно в гостевой домик.

У нее была веская причина отказаться от лекарств. По крайней мере, веская для нее. Сьюзан отчасти понимала, что большинству людей ее логика покажется неубедительной, но ее-то она убеждала, а остальное не имело значения. Все это время она взращивала в душе семечко своего иного сверх-я, прислушиваясь к высокочастотному цветку чувства, расцветающему в ней. Головокружительное, сверкающее, высокооктановое возбуждение нарастало в ее организме и насыщало углекислотой бегущую по венам кровь.

Кто сможет осудить ее за то, что она лелеяла это безгрешное чувство? Это ощущение, что, где бы она ни оказалась, все будет прекрасно?

Дойдя до верхушки своих легких, она установила там ярко раскрашенный флаг, застолбив территорию, на которой она будет неукротимым, полновластным королем. Ее волшебное настроение вселяло в нее уверенность. Оно неустанно работало на ее благо и благо окружающих, даже не вспотев и не запыхавшись.

Она прошлась на цыпочках в армейских ботинках, ожидая, когда пробудится ее лучшая часть, и когда это случилось, когда она открыла каждую частицу себя в то неугомонное утро, то поняла, что готова встретить сияющий рассвет нового удачного дня.

Переменчивая погода

На следующее утро решительный Крейг почти силой затолкал ее в машину, и Сьюзан обнаружила себя в офисе своего психофармаколога в Сенчури-Сити.

Возможно, доктор Мишкин и обратил бы внимание на ее экстатическое состояние, но едва ли ему удалось заметить, что, куда бы она ни шла, весь свет был направлен прямо на нее, не оставляя ей шансов на побег. Сьюзан едва могла усидеть на месте, корчась от солнечного света, хаос наслаждения бурлил в ней, и она едва замечала, что происходит вокруг. Она настолько погрузилась в эту внутреннюю деятельность, что не удивилась, если бы глаза ее заполыхали огнем, если бы каждое слово, которое она произносила, запульсировало проницательным фосфорическим блеском. Все вокруг казалось наэлектризованным, приветливым и покрытым серебристым цинком.

Значит, это правда. Она теперь повсюду, она неслась к далеким холмам на скорости счастья, убегая прочь от тоски этих хорошо знакомых ей мест.

В открытую дверь крошечной приемной доктора Мишкина вошел худощавый пожилой мужчина с печальными голубыми глазами и уныло прошаркал к единственному дивану. Медленно развернувшись, сел. Казалось, он отягощен невыносимой ношей, закутан в убивающую жизнь тоску, его кожа и волосы были серыми от печали.