За все годы своей беспорочной службы на судах Морпогранохраны этой пушке приходилось открывать огонь всего дважды — в боевых условиях, разумеется, учебные стрельбы и салютации не в счёт. Оба раза целями были баркасы норвежских браконьеров и контрабандистов, пытавшихся улепетнуть в территориальные воды сопредельного государства. И оба раза дело ограничивалось предупредительными выстрелами — наводчик брал прицел с упреждением в половину кабельтова, заряжающий кидал в казённик унитар с «практическим» снарядом, и пустотелая чугунная болванка, засыпанная для веса песком, поднимала высокий фонтанпрямо по курсу нарушителя. В первый раз подобная демонстрация серьёзности намерений оказала требуемое действие сразу, с первой попытки. Второй браконьер оказался то ли глупее, то ли упрямее, а может, и то и другое вместе, и сделал попытку улизнуть. Но когда ещё два снаряда провыли в считанных над ходовым мостиком (наводчик хорошо знал своё дело, да и дистанция была пустяковая, всего-то половина мили), упрямство норвежцев растворилось, они сбросили обороты и легли в дрейф, признавая победу «красных».
На этот раз всё пошло иначе. Начать с того, что капитан «Пегасуса» не обратил ни малейшего внимания ни на лихорадочное мигание фонаря Ратьера, которым с мостика «Таймыра» передавали требование остановиться, ни сделанные один за другим три предупредительных выстрела. Попытка связаться с нарушителем по радио результата тоже не дала — по словам радиста, эфир был совершенно забит какими-то странными помехами. Авиаматка тем временем описала крутую циркуляцию легла на курс, ведущий прочь из территориальных вод. А поскольку «Пегасус» обладал хоть и небольшим, но преимуществом в скорости по сравнению со старичком «Таймыром», командир сторожевого судна после очередного, уже четвёртого по счёту предупредительного выстрела (снаряд лёг в нескольких саженях от скулы) отдал приказ перейти на стрельбу на поражение — пока что теми же практическими снарядами. Пограничники не хотели жертв в команде нарушителя.
Из трёх оставшихся практических снарядов, в цель попал только один — угодил в высокий борт и безвредно канул в угольных коффердамах авиаматки, подняв небольшое облачко чёрной пыли. В ответ с мостика «англичанина» протарахтела пулемётная очередь, выбившая щепки из деревянной надстройки старого ледокола, и ранившая сигнальщика. Шутки на этом закончились, и следующий снаряд, который заряжающий матрос второй статьи Сушков засунул в казённик своего орудия, был уже шрапнельным — с дистанционной трубкой, выставленной, как и советовал, машинист дядя Мирон, на удар.
Таймыр к этому моменту шёл параллельным курсом с английским судном с некоторым отставанием, и дистанция между ними составляла около четырёх с половиной кабельтовых. Расстояние это медленно, но увеличивалось, но наводчик уже успел пристреляться, и вторая по счёту шрапнель прошила тонкий фальшборт и разорвалась на полубаке, осыпав свинцовыми шариками палубу и мостик.
Эффект от этого попадания был несоизмерим с ничтожным (по меркам морских баталий, разумеется) калибром пушки Лендера. Одновременно погибли капитан «Пегасуса», рулевой и старший офицер авиаматки, так же находившийся в этот момент на судне. Ещё семь человек получили ранения разной степени тяжести — многие офицеры, не занятые непосредственно на своих боевых постах, поднялись на мостик, чтобы полюбоваться происходящим — и были вознаграждены за своё любопытство порцией шрапнели и осколков стекла из разбитых окон рулевой рубки. Среди пострадавших был штурман «Пегасуса», носивший погоны лейтенант-коммандера (что примерно соответствовало командиру корабля 3-го ранга в Морских силах РККА), а так же Джоунс, тоже не отказавший себе в удовольствии подняться на мостик, чтобы наблюдать за погоней.
Хуже было то, что в воцарившейся ненадолго на мостике панике некому оказалось взять на себя управление судном. Убитый рулевой, падая, крутанул штурвал, и нос «Пегасуса» быстро покатился в сторону берега. На «Таймыре» же сочли этот маневр попыткой выйти из-под обстрела, и ответили беглым огнём— благо теперь «англичанин» находился в зоне обстрела обеих пушек Лендера, стоящих на ледоколе. В ответ лихорадочно тарахтел «Льюис» и, надо сказать, не безрезультатно: одна из очередей проредила расчёт кормового орудия и заставила его умолкнуть — пока английский пулемётчик (сержант морской пехоты из состава взвода, приданного экспедиции) не был срезан ответным огнём «Максима», установленного на надстройке «Таймыра».
— Заряжай! — заорал командир орудия. — Снаряд где, стерво?
— Он убитый, тащ главстаршина! — отозвался наводчик. У него самого из пробитого пулей плеча текла кровь, но в данный момент это было не главное.
Главстаршина обернулся — заряжающий лежал на спине, уставив застывшую веснушчатую физиономию в небо, и в серых глазах отражались проплывающие редкие облачка. Грудь форменного бушлата пересекала строчка пулевых отверстий, но толстое сукно впитало кровь, и ни единого алого пятнышка не было на тщательно выскобленной во время недавней приборки палубе.