Дверь распахнулась, в лабораторию вошла Татьяна. За ней в двух шагах шёл Блюмкин — Марк поддерживал его под локоть. Елена пропустила ивсех троих внутрь и последовала за ними. Последним в помещение прошмыгнул Алкаш — и тут же забился под стол, рыча оттуда на весь мир, ставший в одночасье таким пугающим и неуютным.
Я вытащил из-за стойки с приборами ещё одно лабораторное кресло — точную копию первого. Нашарил на полке жгуты проводов и принялся по одному подключать их к клеммам. Никаких штыковых разъёмов — приходится откручивать гайки, наматывать медные жилки, потом снова затягивать.
А минуты стремительно утекают. Сколько их ещё должно пройти, чтобы Барченко надоело любоваться на Гиперборейский Порог, и он вернулся в лабораторию? А ведь ещё есть пирокинетик Егор, которого я совершенно упустил из виду — если он решит, что мы задумали что-то скверное, запросто может пустить в ход свой огненный талант, и тогда нам всем тут мало не покажется…
…так, последняя гайка затянута. Делаю знак Марку — усадить «дядю Яшу» в кресло, проверяю положение ручек, тумблеров, стрелок на шкалах многочисленных приборов. Елена стоит у двери, слегка приоткрыв её стволом пистолета, и смотрит наружу. Так, с этой стороны пока можно ничего не опасаться.
— Кх-х… Давыдов, что всё это значит? Что вы задумали?
Ого, у Гоппиуса прорезался голос?
— Сейчас сами всё увидите. Вы, главное, не делайте резких движений, а то вон, собака нервничает…
Алкаш уже справился со своими собачьими страхами, вылез из-под стола и теперь вместе с Татьяной стережёт пленников. Вид у пса действительно не слишком приветливый — шерсть на холке дыбом, верхняя губа подрагивает, обнажая здоровенные жёлтые клыки.
— Да, но как же…
— Каком кверху. Или вам ещё и рот заткнуть?
Гоппиус замолкает — глаза его, уставленные на меня полны страха пополам с удивлением.
…Не ожидали, Евгений Евгеньевич? Я, признаться, и сам не очень-то ожидал…
Всё. Время вышло. Теперь — только вперёд. «Гоу! Гоу! Гоу!» — как кричат сержанты-десантники в голливудских боевиках, когда по одному выталкивают солдат в открытый люк самолёта, за которым ничего, кроме прочерченной трассерами бездны, и единственная надежда за спиной, в собственноручно уложенном и туго, как полагается, затянутом парашютном ранце.
Х
Если я чего и опасался всерьёз — так это рецидива потери памяти, который случился со мной при том, первом «обмене разумами». Хотя, насколько мне было известно, «дядю Яшу» минула чаша сия — придя в себя у меня на даче, он ясно и отчётливо помнил всё. Но беспокойство никуда не девалось — наверное, потому, что для меня сейчас даже частичная амнезия стала бы подлинной катастрофой. Справится Марк или нет — это ещё бабушка надвое сказала, несмотря на то, что я в деталях, несколько раз подряд, объяснил ему и заставил повторить всю последовательность действий. Любая ошибка здесь могла стоить нам очень дорого, и меня по-настоящему пугала мысль выпустить ситуацию из-под контроля, и ремни, стягивающие мои запястья и лодыжки, ничуть не прибавляли уверенности.
Наверное, это было написано у меня на физиономии, потому что Марк, положив руку на рубильник (в другой руке у него был пистолет) состроил успокоительную мину — «ничего, мол, обойдётся, до сих пор сколько раз обходилось, вот и сейчас…» — и дёрнул эбонитовую ручку вниз в тот же миг, когда я крепко зажмурился.
Не было ничего — я просто открыл глаза и увидел затылок стоящего возле контрольного щита Марка. А потом и того, на кого он смотрел -самого себя, спецкурсанта Давыдова во втором лабораторном кресле, установленном напротив, шагах в пяти от моего. Сидящий тоже пошевелился, издал негромкий стон, открыл глаза и дёрнул руку к лицу, чтобы протереть глаза, никак не желающие разлипаться. Но ремни, которыми мы предусмотрительно обездвижили моё бывшее тело, держали крепко, а потому Алёша Давыдов — на этот раз действительно он, а не самозванец, овладевший его телом — ограничился ещё одним стоном.
Дальнейшее было расписано буквально по движениям. Елена оторвала взгляд от входной двери (из-за неё по-прежнему доносился многоголосый гул) и шагнула к полкам. Взяла блестящую коробочку стерилизатора — я заметил, что пистолет она при этом положила на полку, — извлекла оттуда шприц, ампулу, умелым движением обломила её хвостик и погрузила иглу в прозрачную жидкость. Я дождался, когда она закатает парню рукав — Алёша смотрел на неё безумными глазами, даже сделал попытку отстраниться, — и сделает укол куда-то в сгиб локтя, после чего наклонился к своему правому запястью и, орудуя зубами, ослабил стягивающий его ремень.