Хвак

И действительно – оборотень сдавленно зарычал, очухиваясь, маленькие красные глазки его вновь обрели способность видеть окружающее. Мысли медленно ворочались в гудящей от боли башке, но… Он видит и дышит, голова его – в нежных объятиях Мыги, во рту что-то шевелится – ага, это ее заботливые пальчики обломки клыков из десен выковыривают, тургун мертв, человек в сторонке ухмыляется, убивать не спешит… Чудо.

– Скажи спасибо своей этой… будущей мамашке… А то как бы шваркнул сейчас тебе между ушей вот этим булыжником!

– Так и шваркни, шваркни его, повелитель! Пусть скачет на встречу с богами верхом на тургуне! Кого ты жалеешь? Себя бы пожалел, что без ужина вот-вот останемся!

– Цыц, Джога. Эй, как тебя звать? Отвечай, зараза, не то…

– Мыга.

– А твоего?

– Угун.

– Понятно. Надо же – почти как тургун. А меня – Хвак, Хваком зовут. Я это… пошел… И больше на меня хвост не задирать, не то обоих порублю! Смотрите, Угун, Мыга, нетопыри слетаются. Справитесь сами?

Тролли дружно кивнули – еще бы им каких-то жалких нетопырей бояться! Противник тургун – это смерть, со смертью не поспоришь, а нетопыри… Да и слетелись они явно не для того, чтобы воевать с живыми, но к тургуньей туше, ибо самая надежная добыча – это спокойная падаль. А зубы – сего добра во рту у троллей всегда хватает, к полнолунью новые вырастут, лучше прежних.

Хвак в два замаха срубил на лету пару обнаглевших нетопырей и поспешил прочь: действительно, днем, не во сне, бояться их вроде как и нечего, но надоедливые твари, хуже комаров!

Следовало поспешить, Джога прав, ящерицы вот-вот уползут со склона остывающего холма – и тогда завывай на луну по-горульи: на Плоских Пригорьях человеку мало что в пищу годится, разве что корешки да травы… Нет, конечно Хвак никогда не был против диких злаков и кореньев, он грыз их сырьем, готовил отвары, добавлял в похлебку, но… Травы с корешками – это баловство, развлечение, а настоящая насыщающая пища – мясо и только мясо! Лучше всего – так называемое «молочное» мясо, то есть не от рыб и ящеров, а тех зверей, что потомство свое молоком вскармливают… Эх…

– Повелитель, а они за тобой бегут. Ведь я предупреждал… Если ты такой умный – то почему никогда меня не слушаешь?

Хвак развернулся и выхватил секиру. Все-таки, нечестно, что он с ними вон как, а они – вон как! Сами теперь будут виноваты…

Чета оборотней-троллей с шумом и треском выломилась из кустарника, напересёк дороги, но вместо того, чтобы сходу нападать на Хвака, тролли остановились поодаль.

– Ну? Чего надо?

– О! Возьми… человек Хвак… Самая вкуснота!

Угун выступил вперед, ухмыляясь окровавленным ртом: на вытянутых руках его, в обхват, дрожало что-то тяжелое, студенистое, смердящее, черно-зеленое, мясное, истекающее зеленоватой же слизью… Простецкое, но прочное троллье сохранное заклятье свежести со всех сторон окутывало это… эту…

– А, так это печень, небось! Печень, да?

– Да, человек Хвак. Печень. Ешь, вкусно, твоя доля. Ты – хороший, ты спас.

Оборотни на ходу приспосабливались к человеческой речи, которая с каждым новым словом звучала все увереннее из пасти тролля Угуна, и даже внешне оба тролля миг от мига все более напоминали человеческую пару… Вот они уже почти совсем как люди: огромные, уродливые, нелепые в своей угловатой кряжистости, наряженные в какие-то немыслимые шкуры, которым должно было изображать портки, рубахи и платья, но – все-таки уже не демоны, не цуцыри, не тролли… Брови у обоих густые, тяжелые… У троллихи тоже челюсть огромная, как у ее мужика, но не разбитая и без бороды. И ростом она пониже, локтя в четыре. А он – полных пять, с Хвака.

Хвак скосоротился, внимая отвратительному смраду, исходящему от клубка тургуньих внутренностей, но сдержался, и, верный деревенским приличиям прежней своей жизни, отвесил неглубокий поклон:

– Премного благодарен, почтенные Угун и Мыга! Но зарок у меня… перед богами: не ем тургунятины. Это всё твое и Мыгино! А вдругорядь зайду в ваши края – вот тогда уже… Дичи насшибаем, покушаем вволю, попируем! Винца принесу! А? Чего скажете?

Тролли переглянулись и загыгыкали дружным счастливым смехом: хороший и щедрый человек! Пусть приходит без опаски, всегда будет желанный гость! А печенка-то большая – и вся им двоим достанется… Вернее, уже троим, Мыге за двоих питаться нужно…

С той далекой поры они и подружились: семья троллей-оборотней, хозяева одной из небольших чащоб, там и сям разбросанных на каменистых просторах Плоских Пригорий, и человек Хвак, толстый бродяга, взявшийся невесть откуда и странствующий неизвестно куда.