– Точно такие же заверения уже я где-то слышала… неподалеку и совсем недавно… И отвечу услышанным ответом, тогда же и там же: «Угу. Так тебе и поверили».
Хвак молча шмыгал носом и моргал покрасневшими глазками: да, Матушка права, а он виноват – что тут возразишь? И так стало горько Хваку, так обидно за собственную дурость и неблагодарность – впору опять разрыдаться, но Матушка не велит!
– Молчишь… сынок… кручинишься… Во всяком случае, вижу, что рад. Искренне рад, без корысти и расчета. Есть у тебя какие-нибудь просьбы ко мне?
– Да, Матушка!
– Слушаю тебя.
– Молю простить меня за то, что я нашу встречу и твои слова забыл! Я нечаянно!
Старуха глубоко вздохнула, синие глаза ее поледенели и словно вонзились взором в Хвакову душу… и вроде как прежними стали, оттаяли…
– Даже тут не врет, не хитрит. Дитя… Сущее дитя в теле взрослой особи. Будем считать, что я тебя простила… на какое-то время. А еще чего желаешь? Проси.
– Еще хочу, Матушка – чтобы я надежно не забывал, что тебя видел и слышал!
– Нет, в этой просьбе откажу. Ты будешь помнить благие свои намерения, но встречу забудешь. Ну, коли сам ничего не выпрашиваешь… Подумай. Например, этого Джогу я могу из тебя вынуть, если он тебе в досаду?
– У! Хорошо бы, Матушка! Такой он… как комар над ухом, день и ночь: то ему не так, это не так… И куда ты его денешь?
– Верну богам, это их игрушка. Или рассею навеки огнем по пустоте: откуда вышел – туда и вернется. Как скажешь.
Хвак прислушался к себе – молчит Джога, Матушкой усыпленный. Если он рассеется по пустоте, значит, Джоги не будет, он умрет. Если вернуть богам – Джога этого очень боится. То-то же! Как насмехаться и ныть – он тут как тут, а с богами так-то не повольничаешь! И умереть, небось, тоже боится.
– Матушка, а демоны умирают?
– Перестают быть. Нет, ну какой мякиной у него голова забита… Называется – усыновила смертного.
– Прости, Матушка, я не хотел!
– Так, убрать его?
Хвак сначала помотал головой, а потом уже спохватился собственному решению.
– Жалко его, Матушка, боги его обижать будут, за то, что мы с ним… Пусть уж лучше он вернется, когда я… когда у меня… когда умру.
– Ох, и долгонько же ему ждать. Названное дитя мое неизбежно приобретает некоторые свойства, простому смертному отнюдь не присущие, в том числе и прочность перед бренностью. Вот и плоть твоя, кости с суставами покрепче камня оказались, пусть и не везде, не всегда и не для всех сие заметно. Однако, и дух у тебя плоти под стать, но уж это не мое, природное. Сердце у тебя мягонькое, не то что у Камихая, да только вряд ли это облегчит судьбу этому ничтожному Джоге, так уж мне видится. Будь по-твоему. Встань с колен.
Хвак послушался и теперь стоял, трепещущей горой нависая над согнутой старушкой с посохом.
– Повторю, как уже однажды повторяла. Дури в тебе много и силы много. Это нелепое, тем не менее, очень распространенное среди смертных сочетание, так что особо выделяться не будешь. Но еще раз говорю: не вздумай равняться с богами, тягаться с богами, их участь на себя примерять…
– Как можно, Матушка! Ни за что!
– …иначе горько пожалеешь. Был у меня расчет на тебя, и сейчас есть. Но… понимаю уже: нет, не того выбрала.
Все вдруг остановилось в пещере, утратив признаки живого: исчезли звуки, оледенели струйки льющегося из щелей света, замер сам воздух, сама гора…
– Пора мне. Обними же свою матушку и живи дальше.
Хвак бережно склонился, чтобы Матушке удобнее было, распахнул руки – за сгорбленные плечи обнять, но – не посмел вдруг, просто шею подставил под ее сухие сморщенные ладони… И слезища с жирной щеки – кап на матушкину грудь. А она даже улыбнулась, не осердясь. Ох, и тяжелы показались матушкины руки! Как в тот раз!
Гора вздрогнула и вновь ожила, как ни в чем не бывало.
– Вот я и говорю. Эта темная конура в твоей голове и дубленая шкура на твоих костях неспроста, повелитель. Видимо, кто-то из неведомых предков твоих раскопал хорошее заклятье прочности. И защитил его от проникновения. Может быть даже, получив его от кого-нибудь… ну… понимаешь…
– От богов?
– Да, повелитель! Но ты бы мог не терзать меня вслух своими простодушными догадками?
– Ладно, и что? Ты не можешь справиться, что ли, с этим заклятьем?
– Скорее всего могу, повелитель. Да наверняка могу, если поднажму изо всей силы. Но крепко подозреваю, что вместе с защитой уничтожу и само заклинание… А зачем? С ним-то нам надежнее! Можешь починить царапинки на кулаках, повелитель?
– А чего тут… Зыцк… шекорро…
– Шакорро…
– Да, верно, это я не забыл, а обмолвился… О!.. Всё и зажило!