Хвак

Бродяге всюду жить вольготно, ибо ему не надобно содержать семью и дом, некому служить ради хлеба насущного, соблюдая изо дня в день присягу верности, не о ком заботиться, кроме как о себе самом: знай себе топчи дорогу в любую сторону, куда глаза поглядели и ноги повели, всюду тебе отыщется кров, еда, ночлег, добрые собеседники… Если конечно, денежки у тебя найдутся, дабы заплатить за все эти удовольствия скромной жизни… А Хвак почти всегда при деньгах: или возьмется помогать кому из попутчиков, торговых людей, караван в дороге охраняя, или наоборот – встречных выдоит… А иной раз и Джога подскажет насчет клада. Бывало, и не раз такое случалось, в отрытом ничейном схроне богатств лежало – ух! – на тысячу лет безбедной жизни, да только Хваку не о том мечталось, чтобы на месте сиднем сидеть, да свалившееся на шею богатство тихо проедать…

– Почему именно проедать, повелитель? Можно и преумножать! Я научу. Титул тебе купим, либо хитростью выкрутим – порядочным человеком станешь. Вся коленопреклоненная округа будет бояться и славить тебя как своего сюзерена! А ты знай себе живешь, услаждаясь всеми радостями!

– Цыц, Джога! Я и без того это… порядочный. Не по мне сидячая жизнь, пусть даже и при золоте. Вот я пару дюжин червончиков из энтого горшка возьму, остальное сюда же, под спуд. Потом как-нибудь буду обратно идти – опять запасусь! Этого вот золотишка, что при мне, хватит надолго… может на год…

– На год! За неделю пропьешь, повелитель, на девок, да на прочее промотаешь. Сапоги хоть поменяй!

– И поменяю! А рубашку теперь красную хочу!..

Изредка, но случалось Хваку и без денег оставаться, да так, что хоть сутками впроголодь! Но Хвак и здесь не унывал: взломает какой-нибудь храм – и снова сыт, да еще с припасами в дорогу! Любой подвернувшийся храм или алтарь бестрепетно разорял – но только не тот, что поставлен в честь Матушки-Земли! Тут уж голод не в голод – терпи, Хвак! Поклонись, помолись, последним поделись – в пользу Матушки Богини, в пользу жрецов ея – и дальше в путь! Расхрабрившийся демон Джога, бывший шут богов, а ныне верный слуга святотатца Хвак – и, стало быть, сам святотатец – однажды утром попытался было посмеяться за это над повелителем, но был бит так нещадно, что после выволочки до самого ужина сидел тихохонько, не шелохнувшись, в самом уголку Хвакова сознания: ни оха, ни хныка, ни вздоха – благодать!.. Это так называлось, что Хвак Джогу бил – как его побьешь, бестелесного? Но только Хвак своею сущностью в своей голове настолько Джогину сущность припер, что демону мало не показалось! К вечеру, в конце ужина, Джога робко намекнул Хваку насчет сладкого вина, увидел, что повелитель оттаял, больше не сердится – и вновь обнаглел Джога, распоясался, стал шутить с повелителем по-прежнему, чуть ли не щеки перед ним надувать… даром, что своих щек у него не было… Однако, про Матушку Землю отныне и навсегда демон Джога зарекся что-либо говорить – и плохое, и хорошее, и любое – от беды подальше! Повелитель отходчив, но дерется больно, богам под стать!

Всюду Хваку хорошо, везде уютно, да только с некоторых пор повадился Хвак Плоские Пригорья навещать: как новое лето настает – он там! Вроде бы и не ищет ничего такого… но кружит и кружит неподалеку от тех мест, где когда-то… сияние увидел… лепесток, или еще что-то такое… Уж и забыл, как оно все было, и что именно тогда ему захотелось почувствовать – а тянет побывать… И вообще легко дышится Хваку на Плоских Пригорьях: днем он и сам что надо молодец, от любой напасти отмахнется – не заклятьем, так кулаком, не кулаком, так секирою… А когда он спит – Джога не дремлет! Джога, с позволения повелителя, выпростает наружу сущность свою на всеобщее обозрение – даже тупые цуцыри и наглые охи-охи далеко стороной обходят Хваков ночлег, ибо никого из чудищ земных не прельщает встреча и знакомство с демоном Джогой!