Я была жалкой, опустошенной, стоящей на грани того оттенка депрессии, в которую я не впадала со времен самых темных лет колледжа. Я устала, что меня ненавидели. Устала постоянно объясняться. Устала думать об этом. Устала от болезни Энтони и незнания, выживет ли он или умрет. Я даже не хотела дня рождения. Он казался бессмысленным и ненужным.
У нас не было планов на день в Сиэтле, кроме того, что работать мы не будем – и будем держаться подальше от Интернета, в котором до сих пор писались полные ненависти комментарии и лимерики. Угрозы дошли до ручки. Кто-то в Twitter предложил засунуть бомбу мне во влагалище.
Когда мы проснулись утром, было ужасно холодно, темно, а за окном шел ливень.
–
–
–
Мы нашли маленький японский ресторанчик, в котором я сидела в солнцезащитных очках, жалела себя и смотрела на свой мисо суп.
–
–
Я оторвала взгляд от супа и посмотрела на Нила. Он так старался. Он был так добр.
В ту неделю я несколько раз летала на самолете, у меня болела спина. И шея. И моя голова тоже болела.
–
Я вышла в туалет, а Нил начал что-то печатать в телефоне. Когда я вернулась он сказал:
–
–
Через два часа мы пришли в старинное офисное здание немного раньше назначенного времени и слегка постучали в приоткрытую дверь перед тем, как войти. Я вытерла слезы и попыталась привести себя в порядок, чтобы не выглядеть как развалина.
Красивая массажистка с татуировками ела салат из одноразовой посуды. Мы едва поздоровались перед тем, как она сделала глубокий вдох, посмотрела мне в глаза и сказала:
–
–
–
Она показала на стул в коридоре, и Нил сел в него. Она провела меня мимо массажного стола в ее задний офис, где располагалась небольшая студия с синтезатором и микрофоном.
–
Мы сели.
–
Я все еще пыталась сдержать слезы. Я сняла очки.
–
Она дала мне салфетку.
–
Она не улыбалась и сделала глубокий вдох.