Хвост павлина

— Вот-вот, Гитлер. Ему бы тоже не поздоровилось, если б я не проснулся. Но я проснулся только для того, чтоб Мишу спасти. А так бы я подождал, когда бы его разделали. Вроде тевтонских рыцарей. Как их в Чудском озере топили! Я специально не просыпался, пока их не прикончили всех до одного…

Сократ рассказывал свои сны, а Миша рассматривал город. Что-то его заинтересовало чуть дальше, и он отошел чуть дальше… Потом еще и еще дальше… И потерял из виду великих философов.

Они этого не заметили. Наконец-то у них появилась возможность поговорить друг с другом.

Между тем Миша, разглядывая древние здания, дошел до самого дворца. Тут-то его схватили и привели к императору.

— Этот мальчишка, — доложил начальник стражи, — утверждает, что он здесь не живет, что он только снится…

— Кому же? — насторожился Нерон.

— Он говорит: либо Сократу, либо Сенеке. Одному из этих философов. Но Сократ отпадает: покойники не видят снов. Остается Сенека.

Нерон подошел к Мише, потрепал его по щеке.

— Такой хороший мальчик, а снится врагу престола. Почему ты не снишься своему императору?

Миша молчал.

— Как зовут тебя, мальчик?

Миша поднял глаза на Нерона и твердо сказал:

— Вы от меня ничего не узнаете.

— О, ты грубиян! Когда знакомятся, говорят имя. Вот меня зовут Нерон, а тебя?

Миша молчал.

— Значит, снишься Сенеке, врагу империи. А ведь за это дело… Что у нас за это дело? — спросил он у начальника стражи и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Да, за это дело у нас… В общем, строго. Так как тебя зовут?

— Миша…

Нет, это сказал не Миша. Миша молчал. Если он не испугался фашистов, то испугается он какого-то императора!

Миша молчал. Это сказал кто-то рядом. Сначала тихо, потом громче:

— Миша!

И еще громче:

— Миша! Миша, проснись!

И Миша проснулся.

Он сидел за столом, положив голову на десятитомник «Всемирной истории». За его спиной стояла мама и строго спрашивала:

— Это ты так учишь историю? Ой, смотри, не видать тебе деревни Старокопытовки, бабушке двоечники не нужны.

Вот и выяснилось, кто кому снился. Все-таки неправ был Сократ. И неправ был Сенека. Ошибались великие философы. Это они снились Мише, и вандалы снились, и татары, и фашисты, — вся эта история зависела сейчас от того, будет он дальше спать или проснется.

Он бы, конечно, спал дальше, хотя бы ради истории. Но пришлось просыпаться. И сразу все ушло далеко-далеко. И Древний Рим, и татарское нашествие, и даже Отечественная война, которая уже сорок лет как окончилась.

— Так-то, товарищ Сократ, — сказал Миша, раскрывая том «Всемирной истории». Со страницы на него смотрел Сократ.

— Так-то, Миша, — сказал Сократ. — Получишь по истории двойку, не видать тебе деревни Старокопытовки…

Нет, наверно, это сказал не Сократ. Это опять сказала Мишина мама.

ИЗОБРЕТАТЕЛЬ ВЕЧНОСТИ

Изобретатель Вечности умер в 1943 году, в маленьком курортном городке на берегу Средиземного моря. Незадолго перед тем в этом море пошел ко дну представитель оккупационного командования, пожелавший освежиться в оккупированных водах и оставшийся там дольше желаемого.

В это время в воде находились:

ПРОФЕССОР ЭНТОМОЛОГИИ, пятидесяти восьми лет, тридцать пять из которых были отданы не собственной жизни, а жизни различных насекомых;

КОММЕРЧЕСКИЙ АГЕНТ небольшой торговой конторы, выглядевший старше своих тридцати двух лет;

ПОЧТАЛЬОН, выглядевший моложе своих шестнадцати лет;

СТУДЕНТКА МЕДИЦИНЫ двадцати лет с небольшим; ПАРИКМАХЕРША дамского зала, тридцати лет с небольшим;

БАКАЛЕЙЩИЦА, владелица бакалейной лавки, некоторых лет с небольшим; а также СТАРУХА-МАНЕКЕНЩИЦА, возраст которой уже ни для кого не представлял интереса.

Все эти лица были обнаружены в воде после того, как от представителя оккупационных властей перестали поступать какие-либо известия. Коммерсант и Парикмахерша оживленно беседовали в воде (не заходя, впрочем, глубоко, чтобы быть на виду у собеседника), Старуха у самого берега принимала морские ванны, остальные плескались каждый сам по себе, поскольку в то время были еще незнакомы.

Все они были доставлены на берег и взяты в качестве заложников, с угрозой, что через месяц будут расстреляны, если не объявится настоящий преступник. Их поместили не в тюрьму, чтоб они не утратили вкус к жизни, а, напротив, предоставили им комфортабельный особняк, снаружи зарешеченный и тщательно охраняемый, но внутри довольно уютный.

Это был своего рода эксперимент.

Первый день тянулся долго, и Профессор объяснил это причинами субъективными. Время, сказал он, в значительной степени явление психологическое, зависящее от процессов, которые происходят внутри нас. Радость убыстряет время, горе замедляет его; а ожидание смерти заставляет ползти совсем медленно, потому что жизнь сопротивляется смерти.