Жук Карапузик только и делает, что притворяется мертвым. Чуть какой шум, чуть какой стук или треск, а Карапузик уже мертвый. Это он так притворяется.
Мертвому не так страшно, да и вообще как-то спокойнее. Лучше уж притворяться мертвым, чтоб не умереть от страха, чем умирать от страха, а притворяться живым.
ОПЫТ ЖИЗНИ
Опоссум так ловко притворяется мертвым, что даже падает с дерева и уже сам не может сказать, мертвый он или живой.
А что вы думаете — в этом так просто разобраться? Когда всю жизнь притворяешься, только и знаешь, что притворяешься, как тут сказать с уверенностью — опоссум ты или уже не опоссум?
ЛЮБОВЬ К ЖИЗНИ
Тритон — большой жизнелюб. Его можно заморозить, задушить и даже засушить на несколько лет — и все равно он оживет:
— Вот он я! С того света вернулся…
И опять он живет, и опять жизни радуется — той самой жизни, которая сушила его и морозила, так что не поймешь, была это жизнь или смерть. Ну, а если не поймешь, будем считать это жизнью. Надо же как-то жить! Тритону обязательно надо жить, иначе он себе жизни не представляет.
У него, земноводного, две стихии, земля и вода, и он лавирует между этими двумя стихиями. Он смотрит, где какие условия жизни. Конечно, бывают такие условия… Но для него любые условия — это прежде всего условия жизни. Потому что Тритон любит жизнь.
Если бы тарпаны и странствующие голуби по-настоящему любили жизнь, они бы не рвались в небеса, не скакали бы по бескрайним степям, а научились бы жить в любом состоянии. В засушенном, задушенном, замороженном состоянии, Тогда бы они, может, и выжили…
Но все говорят о тарпанах, о странствующих голубях, о том, как они замечательно жили и как печально кончили свою жизнь… Все им сочувствуют, восхищаются ими… Тритоном никто не восхищается, и слава богу: когда тобой начинают восхищаться, это значит, долго на свете не проживешь.
А Тритон любит жизнь. Не эту — громкую, поднебесную и степную, а тихую, незаметную, земноводную жизнь… И когда в нем все высыхает, когда в нем все вымерзает, так, что, кажется, ничего больше нет, в нем остается, живет твердое убеждение, что любые условия — это прежде всего условия жизни.
КВАРТИРА СЛЕПЫША
Слепыш устроился под землей, но с комфортом. Сыровато, правда, темновато, зато все удобства. Есть где развернуть семейную жизнь.
Залетит какой-нибудь воробей, стукнет у входа, а Слепыш снизу:
— Кто там?
Если волк — не откроет, если лиса — не откроет. А если воробей — почему не открыть?
Выглянет Слепыш, насколько глаза позволяют, и сразу квартиру показывать, будто воробей просится к нему на постой.
— Вот это у меня галерея, это — кладовые для хранения зерна, здесь туалет — в общем, подсобные помещения. А здесь у нас детская, а здесь наша с женой, мы ее называем свадебной.
Свадебная комната — придумают же такое! Раз в год свадьба, а комната круглый год! Да, живут слепыши, устраиваются. И наверх не лезут, не то, что мы, воробьи.
— Мы наверх не лезем, нам и тут, внизу, хорошо…
— Да, вам хорошо, — позавидует воробей. — Мы у себя наверху что видим? Это вы видите, слепыши.
И полетит воробей к себе вверх. А что делать? Такая уж наша участь воробьиная: и ничего там не видим, и никакой от этого радости, а все равно лезем вверх.
КЕНЕНИЯ УДИВИТЕЛЬНАЯ ИЗ ПЛЕМЕНИ АРАХНИД
Кенения Удивительная и сама удивляется, что живет. При выходе на сушу, когда все меняли жабры на легкие, Кенения совершила неудачный обмен: и жабры у нее отобрали, и без легких оставили. Возникает вопрос: как же жить? Неизвестно как, но Кенения приспособилась. Она дышит кожей, хотя это, конечно, уже не то. Ни глубоко вздохнуть, ни с облегчением выдохнуть.
Затем, когда стали распределять места на земле, Кенению почему-то загнали под землю. Разве можно жить под землей? Вероятно, нельзя, но Кенения приспособилась. Она живет под землей и редко выходит на свет, и вообще она плохо относится к свету. Может быть, потому, что когда раздавали зрение, Кенению тоже обошли, и она осталась слепой. Конечно, приспособилась, но с тех пор она не выносит света.
И опять возникает вопрос: как же так? С одной стороны, не видеть света, а с другой — его ненавидеть… Разве это возможно?
Конечно, нет.
Невозможно.
Но Кенения приспособилась.
МИР БЕСПОЗВОНОЧНЫХ
Мир беспозвоночных — это, в сущности, не мир, а война, жестокая война и с позвоночными, и с беспозвоночными.
Гидра живет в этом мире, в этой постоянной войне, и ее буквально рвут на куски, но это ей не во вред, а скорее даже на пользу.
Потому что из каждого куска образуется новая гидра, и, таким образом, армия гидр не редеет, а умножается.
Вероятно, здесь все дело в позиции. Нормальная позиция живого существа — стоять лицом к радостям жизни, а спиной — ко всем неприятностям. Гидра же занимает противоположную позицию, ибо мир для нее не мир, а война, и все неприятности идут ей на пользу.
Гидру даже можно вывернуть наизнанку, а она все равно будет жить. И изнанка станет ее лицом, а лицо — изнанкой.