Хвост судьбы (сборник)

Мягко дёрнувшись, машина остановилась. Дожик проснулся, радостно вскочил и нетерпеливо царапнул лапой дверцу. Дверца открылась, Дожик выпрыгнул из тёплого, пахнущего кожей салона и… сначала в панике запрыгнул обратно. Перед ним, насколько хватало глаз, расстилалось море белой, сверкающей, холодной на ощупь пены! Страшно! Но любопытство взяло верх. Осторожно потрогав одной лапой «пену» и поняв, что она не опасна, Дожик предпринял вторую попытку выйти из машины. Теперь он всеми четырьмя лапами утопал в чём-то прохладном (жёсткая и густая шерсть лаготто одинаково хорошо защищала и от жары и от холода), в чём-то пахнущем невероятной свежестью, в чём-то очень приятном. Внезапно пёс почувствовал, словно в каждой клеточке его существа пузырьками начинает вскипать острая радость. Захотелось бегать по этой «пене», прыгать в неё, подбрасывать её носом в воздух, валяться в ней на спине!

– Ну, чего ты замер? – подбодрила Дожика Мария. – Это и есть снег! Я же тебе обещала, что будет весело!

Разрешение было получено. Пёс начал самозабвенно носиться по снегу – благо поле, покрытое нетронутым снежным покрывалом, начиналось прямо за воротами бабушкиного дома. Зимой темнеет рано, но от снега исходило такое волшебное, чудесное сияние, что Дожик был буквально очарован открывшейся перед ним совершенно фантастической картиной: снег сверкал и переливался от не выключенных до сих пор фар машины, на него ложились таинственные тени, на горизонте темнела полоса леса, а позади призывно горело неярким уютным светом окно маленького домика с нахлобученной на крышу такой же сверкающей мохнатой шапкой.

Наконец, набегавшись и извалявшись в снегу по самые уши, Дожик влетел – ему действительно казалось, что у него за спиной выросли крылья, – в сени. «Интересно, – думал пёс, – эта пена, этот снег на вкус совсем как вода. А каково мне будет, когда она высохнет на моей шкуре?» Зайдя в тёплую комнату, Дожик стал внимательно следить за «испачканными» в снегу лапами. И вдруг… Чудеса продолжались – белая пена внезапно превратилась в воду! «Это что же такое получается? Снег – это русская вода? А снежное поле около дома – это просто русский канал, как у нас в Венеции?» Дожик осторожно выглянул за дверь: он опасался, что вот сейчас на белом покрывале появятся ненавистные вездесущие гондольеры. Но ничто и никто не нарушал покоя зимней ночи…

Всю неделю, которую Мария и Риккардо провели в Верее, Дожик не мог до конца насладиться снегом. Пёс понял, что в снег можно прыгать, можно нырять, в снегу можно валяться, закапываться самому и копать глубокие норы, снег можно жевать и «вспахивать» носом, – короче, снег был универсален и поэтому прекрасен! А главное, снег вполне способен заменить собой воду, которую Дожик так любил.

Уезжая домой и вновь терпя ужасные унижения и переживая волнения в аэропорту, пёс твёрдо знал одно: он будет скучать по снегу и ждать – с нетерпением, с ностальгией! – новой поездки на волшебную родину своей любимой хозяйки, где есть такое чудо – СНЕГ!

…Утомившись после длительной прогулки, Дожик спал. На этот раз они с Марией гуляли почти целый день: остановились, как всегда, выпить кофе на площади Сан-Марко (кофе, естественно, пила одна Мария, а псу снова пришлось скучать, считая жирных голубей), прошли до самых Королевских садов и возвратились, обойдя строгий классический фасад театра Ла Фениче, со стороны Рио-делла-Верона. Псу снился странный и необыкновенно приятный сон. Он видел Венецию, укутанную снегом: мохнатые снежные шапки покрывали купола и башенки собора Сан-Марко, свешивались с крыши Дворца Дожей (Дожик почему-то считал этот дворец своим, хотя даже никогда не бывал внутри); в глубоком снегу тонули зловредные голуби; снег (а не вода!) заполнял все каналы, словно ноздреватое тесто выплёскивался из берегов, выливался в улицы и переулки… То здесь, то там в снежном плену навсегда застыли остовы брошенных, забытых гондол… А главное – в этой новой прекрасной снежной Венеции больше не было ни одного гондольера!

Горец

Возвышавшиеся на холме развалины древнего замка Глэнн представляли собой величественное и одновременно грустное зрелище. Казалось, что время особенно жестоко обошлось с этими стенами, словно стремясь стереть даже саму память о той славной далёкой эпохе, когда 24 июня 1314 года[14] войска гордого шотландского короля Роберта I Брюса одержали великую победу при Бэннокберне и освободили родную Шотландию от английского владычества, восстановив её независимость. Тогда неприступный Глэнн принадлежал одному из сподвижников Брюса барону Седрику из клана Мак-Гиров – самому отчаянному смельчаку во всём Хайлэндсе[15]. В битве при Бэннокберне он спас жизнь самому Брюсу, правда, ценой своей собственной…