Хвостатые беседы. Приключения в кошачьих владениях и за их пределами

По-моему, в машине, поезде или на судне контролировать происходящее гораздо легче. Я понимал, что подобное ощущение – иллюзия, но иллюзией этой я дорожил. Кроме того, полеты противоречили моему важнейшему убеждению: подниматься над землей на высоту больше двадцати этажей для человека противоестественно. Незадолго до разговора с Брауном я залез на первую платформу Эйфелевой башни – и с перепугу едва не рухнул на спасительные четвереньки на глазах у беспечных туристов. Поэтому надо отдать должное брауновскому дару убеждения: за время телефонной беседы он сумел изменить мое отношение к перелетам с «Никогда!» на «Возможно – если кто-нибудь будет нахваливать мои работы и долго рассказывать о леопардах!».

– Вот, к примеру, я, – хвастал Браун. – Летал на реактивных истребителях, прыгал с парашютом – и ничего. Примите валиум. Все будет в порядке.

Я последовал его совету и принял валиум в зале ожидания Хитроу. Это меня немного успокоило, но не удержало от отправки на автоответчик Ди первого из двух «последних прощальных приветов». Тогда я выпил еще валиума, на всякий случай. Уверенность в том, что скоро мои руки-ноги разметает над Альпами, несколько поблекла, зато я ощутил новую потребность – постоянно бегать в туалет по-маленькому. Я пытался смотреть романтическую комедию на большом подвесном экране, в сороковой раз читал одну и ту же страницу книги, не понимая ни слова. В конце концов я нашел чем себя занять: виртуальной картой полетов, где можно наблюдать движение самолетов над Европой и Африкой. Это бодрило получше самого крутого боевика с Брюсом Уиллисом. Следующие одиннадцать часов я не отрывал от карты глаз. Исключение делалось только для марш-бросков в туалет.

Мы приземлились в Найроби, шагнули на улицу и замерли, пораженные удивительной темнотой. Она была не то чтобы чернее темноты сельской Англии – просто наступала совсем по-другому, без подготовки. Говорят, в июле в Кении сумерек просто нет. «Как так? – удивляетесь вы, услышав подобное заявление. – Не может же здешняя часть земного шара вертеться быстрее, чем остальные!» Однако, увидев все своими глазами, вы понимаете, что тут солнце падает за горизонт совсем с другой скоростью. Вы словно попали внутрь объемного киноэкрана, на котором резко сменился кадр. Только что перед вами стояла отчетливая картина: жаркое марево, пыльное облако от мчащейся машины, запах акации, пара страусов, далекая тень Килиманджаро. Как вдруг – раз! – все исчезло под черным одеялом, будто у вас перед лицом застегнули гигантский спальный мешок.

Вечером все команды, обслуживающие раллийные машины, быстро сворачивают работу – вместе с темнотой с холмов спускаются львы и гиены. Еще есть масаи, которые растаскивают автомобильные запчасти на сувениры. О племени масаи мне рассказал грубоватый йоркширец Пол. В 2002 году на ралли Сафари он отвечал за подготовку экипажа «Субару».

– Эти люди не понимают современной жизни, – объяснял Пол. – У них нет ни ипотек, ни пенсионного фонда.

Тон Пола подразумевал, что пора бы ребятам из племени масаи ликвидировать недоработку, если они хотят преуспеть на мировой арене. Хорош, мол, дурака валять.

Я в команду по обслуживанию машин не входил. Меня больше привлекали не гонки, а те самые львы и гиены, поэтому быстрые сборы после темноты меня не очень устраивали. Я бы мог замедлить процесс: спрятать, например, чей-нибудь передний амортизатор или торсионную балку. Только у меня не хватало духу, да еще знаний о том, как эти штуки выглядят. Зато представителей племени масаи я встречал, и немало – возле испытательной трассы. Все они были людьми чрезвычайно приятными и на удивление много знали о звездах «Субару». Больше всего мне запомнились двадцатилетние ребята Джонатан с Дэвидом и аристократичный отец Джон. Джонатан и Дэвид носили шука – национальную одежду из красной ткани – и серьги в растянутых ушных мочках. Во время Сафари оба проходили по тридцать миль, чтобы узнать результаты заезда, и считали такой поход сущим пустяком. Отец же Джон с большим восторгом рассказывал мне, какие чудеса творит с ручным тормозом Томми Мякинен, самый знаменитый пилот команды. Особый колорит всем троим масаи придавали коровы, которых масаи таскали за собой и которые удивительно походили на джазового исполнителя и прекрасного рассказчика Джорджа Мелли.

Увы, увлечение масаи чужой культурой не находило отклика в сердцах автомобилистов. Местных жителей в лучшем случае не замечали, в худшем – воспринимали как досадную помеху. С теплым чувством о них говорил лишь Стюарт, глуховатый техник-валлиец. Он рассказал, как несколько лет назад застрял на машине в двадцати километрах от ближайшей деревни. Спустилась ночь. Пытаясь вытолкать автомобиль из черной глинистой грязи, Стюарт вдруг ощутил на плече чью-то ледяную руку.

– Поворачиваю голову, а на меня смотрит огромный сильный масаи. Размалеванный, что твой Адам Ант! – вспоминал валлиец. – Прям боевая раскраска. Смотрит и говорит: «Помощь нужна, дружище?»