Хвостатые истории

Почему я говорю «корпуса»? Не «дома» и не «вольеры». Да потому что это строения, которые невозможно описать одним каким-то правильным словом. Это облагороженные сараи. Внутри – только солома, перегородки, освещение, собаки. Стены начали красить, и тут же кто-то написал в соцсетях: «а зачем вы красите стены, собакам это не нужно». И тут я такую обиду почувствовала, что даже не сдержалась. Написала: «Ведь у вас есть дома обои? Вот и мне хочется жить и смотреть на веселый цвет стен, а не серый»… Мы живем в таких же условиях, как собаки, с теми же стенами, такими же потолками. У нас нет никакого капитального дома для личного проживания. Во-первых, строить не на что, во‑вторых, на земле сельхозназначения нельзя ставить дома. Мебель у нас самодельная. Кровать, столешницы, полки – все своими руками! Нам нормально. Я не из тех, кто стремится к роскоши. Конечно, хочется какого-то бытового комфорта, но наш опыт показывает, что человек привыкает к любой аскезе, если понимает, что делает доброе дело.

Почему вы уехали из деревни?

По банальной причине – соседи и множество собак малосовместимы. Я спасала собак, стариков и инвалидов, но их же не закроешь в доме – им нужно каждый день гулять, и я очень переживала, что они погавкают и разбудят соседского ребенка, отчего начнутся проблемы. Когда мы возвращались со съемок за полночь, меня буквально трясло – я просила мужа звонить соседям и просить прощения за то, что мы поздно вернемся и собаки немного полают. Хотя никакой дикости не было, они не орали круглосуточно и вообще вели себя очень тихо. Я запрещала им лаять и сейчас понимаю, что это не очень правильно – все равно что человеку запретить разговаривать, а ребенку – плакать. Не дело это. В общем, сложилось так, что я снова полезла на сайт недвижимости и земельных участков и начала прицениваться к сельхозземлям. Для нас это был единственный вариант жить в удалении от населенного пункта, несмотря на то что прописаться, провести свет, канализацию и получить в принципе блага цивилизации на обычной сельхозке невозможно. Я, правда, ничего об этом не знала, но даже если бы и знала, меня и эти обстоятельства не остановили бы.

В общем и целом, какие у вас собаки?

У нас сформировано несколько подгрупп, скажем так. Инвалиды настоящие – это собаки с переломами позвоночников. Частые жертвы автомобильных происшествий, когда собака выскакивает на дорогу, и все – перелом позвоночника из-за удара, и пес никогда не сможет ходить на четырех лапах. Для таких собак у нас есть инвалидные коляски, которые позволяют им активно двигаться. К слову, животные эти никак не переживают свое состояние, они ползают на передних лапах и ведут себя как все остальные: радуются, выпрашивают вкусняшки, прыгают, когда я беру в руки «сбруи» – часть от инвалидной коляски типа шлейки, и это означает, что сейчас все дружно пойдут гулять. Точнее, поедут.

Другая подгруппа – «типа инвалиды», как мы их в шутку называем. Они фактически инвалиды, но это не очень заметно – трехлапые собаки бегают на таких же скоростях, как их товарищи с полным комплектом конечностей; слепые собаки восхитительно ориентируются в пространстве, играют с друзьями, ни во что не врезаются; глухие собаки вообще живут в раю, их ничего не тревожит.

Третья подгруппа – наши старички. С ними проще всего, им главное – спать в тепле, чтобы никто не мешал их спокойному времяпрепровождению, и при этом завтрак с ужином – по расписанию.

Четвертая подгруппа самая сложная – агрессоры и дички. Как-то так сложилось, что собаки-инвалиды с нарушениями психики к нам попадали достаточно часто. Это тоже совершенно непристраиваемые собаки, многие из них избежали усыпления из-за агрессивности и неприспособленности к жизни с человеком. Такие собаки не для обычной семьи, к каждой из них нужны индивидуальный подход и большая осторожность.

Как ни странно прозвучат мои слова, но я безумно люблю таких животных. Они требуют – из-за своего состояния, конечно, а не капризов – массу времени и сил, но когда собака, никогда не принимавшая человека, впервые подставляет тебе голову для почесушек – такое ощущение запоминаешь навсегда.

За дичками я могу по полгода с момента их заселения в нашу семью ползать по всем корпусам на коленях и с вкусняшкой на вытянутой руке. И в конце концов они начинают доверять человеку – и это тоже огромная победа!

Этой зимой пес, одновременно дикий и агрессивный (от испуга, а не злобы, он боится всего мира), который живет у меня уже три года, впервые позволил мне погладить его. Знаете, ощущение непередаваемое. Все внутри поет!

Есть, однако, и собаки, которые меня не воспринимают. Да, они признали авторитет мужа, а меня ни в грош не ставят, потому мне сложно с ними общаться. Только на выгуле и очень осторожно, а покормить, зайти в вольер или комнату я не могу, даже опасаюсь, а Дима – может и каждый день, конечно, заходит.