Хвостатым здесь не место!

— Где зарегистрирована гражданка Алевтина Ивановна?

— Я еще не успела… — я начала оправдываться, не зная, как выкрутиться из этой ситуации.

— Где проживаете в настоящий момент? — прищурившись, спросила инспектор.

— У подруги, — не моргнув глазом, соврала я.

Все присутствующие мгновенно скривились как от зубной боли.

— У вас в этом доме вещи разложены, мы в окно видели. Так что открывайте.

Закусив от волнения губы, я оглядела дом и поняла, что действительно оставила открытыми несколько ставней, где стекла еще были целыми. Трава в том месте была хорошо примята — явно ходили целой толпой.

— Я не живу в этом доме, я живу у подруги, — настаивала. — Я сейчас планирую покупку своего жилья, выехала из старой квартиры и поэтому некоторые вещи хранятся тут.

Мне казалось, что говорю я вполне логичные вещи, но, очевидно, собравшуюся комиссию это не убедило.

— Открывайте.

Дрожащей рукой достала ключ и сняла замок с двери. Внутри все еще пахло гарью, придётся долго проветривать, чтобы запах выветрился. Я зашла последней, держа доченьку на руках.

— Вы не против видеофиксации? — кто-то уже вытащил камеру и направил на мой сгоревший обед.

— Нет! Я против! Не нужно ничего снимать! — в ужасе воскликнула, запоздало понимая, насколько серьезно все может обернуться.

— Вас не будет в кадре, нам для отчета нужно показать условия, в которых живет ребенок, — и тут же всей толпой женщины прошли внутрь дома. — Это, я так понимаю, место, где ребенок спит?

Все последующие события слились для меня в сплошное мутное пятно. Я абсолютно не понимала, что происходило, и со мной ли. Инспекторы выговаривали мне, чем-то увещевали.

— Да вы поймите нас! Нам поступила жалоба, мы обязаны были выехать. Ну не место здесь ребенку. А что если похолодает? У вас заслонка в печи сломана, ее же топить нельзя — вы сгорите! И пол весь гнилой! Тут же доски проваливаются! У вас для ребенка ни кроватки, ни одежды толком нет. Грязные пеленки лежат не постираны, вы их в чем выполаскивать будете?

С каждым сказанным словом я все больше и больше погружалась в беспросветное отчаяние и отключалась от действительности.

— Мы вам не враги, мы на стороне ребенка. Решите все свои проблемы, будет, куда принести малышку — сразу заберете ее назад. Понимаете, что я вам говорю?

Я не понимала. Я практически ничего в этот момент не соображала. Слезы градом катились из глаз, дышать было трудно. Пальцы судорожно сжимали конверт, в который я завернула дочку, прежде чем отправиться с ней в дорогу. Как же давно это было! Словно в другой жизни. Мне казалось, эти люди вокруг собрались, по меньшей мере, вырвать у меня сердце. Они говорят: «Смотрите, мы его заберем, без него вам будет легче решить свои проблемы». Легче? Да ведь без него я попросту умру! И моя дочь — это мое сердце. Мой смысл жить и просыпаться по утрам, смысл бороться во что бы то ни стало.

Я должна была что-то подписать, а потом мои руки опустели. Дом наполнился тишиной. Какое-то временное помешательство. Я вцепилась пальцами в волосы и закричала. Как раненый зверь, как умирающее животное. Они увезли ее, мою маленькую девочку. Мое самое любимое на свете существо. Самого дорогого и близкого человечка.

Глава 5

Когда пришла в себя, было уже темно. Голо саднило, нос не дышал, а все руки были в царапинах — кажется, я сама себе их нанесла. Поднялась и, пошатываясь, подошла к зеркалу, безразлично взглянула на свое отражение: лицо распухло, вьющиеся волосы выглядели как воронье гнездо.

Память услужливо подсовывала то, на что я не сразу обратила внимание при разговоре с комиссией. Они говорили, что пришли по чьей-то жалобе. Учитывая, что здесь я всего второй день, кто, кроме Финика, мог на меня пожаловаться?

Да еще и сразу после того, как я отказалась принимать его помощь? Мстительный больной ублюдок — вот он кто! Разве можно быть настолько жестоким?!

В душе боролись два абсолютно противоречивых желания. Первое — прийти сейчас к нему в дом и обмотать вокруг его шеи его же хвост! А второе — все так же прийти и, стоя на коленях, умолять о том, чтобы вернул мне ребенка. Оба этих желания сходились в одном — пойти сейчас к хвостатой сволочи. Еще раз взглянув на себя в зеркало, я махнула на отражение и направилась в гости к соседу.

Дом я даже не подумала закрыть — это казалось бессмысленной тратой времени. Просто перешла через дорогу и оказалась у вновь целого забора. Должно быть, его починили, пока я ездила с Алечкой по делам.

Подойдя к обвитой зеленой лозой калитке, нажала на кнопку вызова. Несколько мучительно долгих перезвонов ничего не происходило.

— Кто там еще? — лениво осведомился смутно знакомый женский голос.

— Это… Кристина. Соседка. Могу я поговорить с Андреем? — раз в разговоре с Фиником перешли на «ты», значит, я вполне могу себе позволить называть его по имени.

— Андрей Андреевич занят. Приходите утром.

Связь отключилась, я тут же снова нажала кнопку.

— Пожалуйста, мне очень нужно поговорить с ним, откройте, — я вложила в эту просьбу все переполнявшее меня отчаяние. — Это срочно.

— Ничем не могу помочь. Все завтра, — и связь снова отключилась.