Лейтенант Далтон давно отлучён от клана и действует исключительно в интересах Кибера. Каждая организация порой нуждается в людях такого сорта: не отягчённых долгом и моралью. Даже профессиональные наёмники в первую очередь чтут свои интересы и корпорации, которой принадлежат. Далтон же собственные интересы на Кибере не представляет. Ему скучно. Он зевает на допросах, отрабатывая стандартный чек-лист, и не больно печётся о раскрытии дела. А ещё его зовут Френсис. Вот так вот не повезло чуваку.
Откуда я всё это знаю? Дело в том, что в изоляторе царит смертная тоска и делать совершенно нечего. Места хватает только чтобы расстелить футон. Спать проблематично, круглые сутки светит дисплей с потолка и жужжит неисправный динамик у двери. Трижды в день — кормёжка через специальный лоток. Меню не армейское — спасибо и на этом, но не спешите радоваться, оно явно из стандартного рациона сотрудников безопасности. Их бурда отличается от нашей бурды преимущественно цветом (болотно-зелёный оттенок), а ещё её солят.
Туалет и умывание — по запросу. Из стены выдвигается миниатюрная кабинка (и сминает матрас, если тот расстелен), в которую — втянув живот и вообще всё, что выпирает — можно кое-как втиснуться и сделать там свои дела.
На этом всё. Дверь наглухо заперта и изолирована настолько, что даже если по ней стучать — почти не наделаешь шума — кулак увязает на несколько дюймов в живом полимере. Стены такие же желеобразные, чтобы можно было содержать в камере особо буйных. Можно нарисовать на полимере пальцем, через какое-то время не останется и следа, если палец чистый. Я как-то прислонился к стене плечом и понял, что мою форму пора выстирать — в полимер въелось тёмное маслянистое пятно. Арестантскую одежду мне не выдали, ограничившись тем, что срезали все нашивки и обчистили карманы.
Связи, разумеется, тоже не было. Когда меня обнаружили на этаже интенданта (на следующее утро), то сразу сделали укол с дозой блокирующих нанитов. Прямо в глазной канал, сволочи! Теперь вместо интерфейса нейролинка — помехи. Даже в «змейку» не сыграть.
Я использовал пространство изолятора с максимальной пользой. Отжимался до изнеможения, качал пресс, подсунув ноги под выдвижную кабинку. Пытался на ней же подтягиваться (полная фигня). Перерыл в памяти все известные упражнения и почти уже докатился до — прости, Патриарх! — медитации, погружаясь в чертоги разума по методу мастера Вафу, но тут явился лейтенант Далтон.
Как раз вовремя, потому что я за первые три часа чуть со скуки не одурел.
А так хоть какое-то разнообразие. Френсис изучал моё дело, а я — изучал Френсиса. И, похоже, выиграл состязание, потому что был сильнее замотивирован. А ещё в один из допросов Далтон вышел ненадолго из кабинета и оставил на столе вещи, включая голо-значок, содержащий послужной список лейтенанта и некоторые личные данные. Например, что у него синдром отторжения имплантов и высокая степень привыкания к нейростабину, который этот синдром купирует. Так что у моего следователя, очевидно, из техники только мозговой чип, а кофеином он пытается заглушить жгучее желание стабнутся. Грустная ситуация. По этой дорожке прошло очень много хороших людей. Мой старший брат Иори — один из них. Сначала нейростабин, потом эссенции кибернита с чёрного рынка. Теперь он где-то в Чертогах забвения клана Паралитов.
Френсис каждые несколько часов выводил меня из изолятора под конвоем из трёх бойцов с лазерными пушками и вёл по узкому коридору в крохотный кабинетик с одиноко стоящим столом, к которому намертво прикрутили устаревшую модель Дознавателя. Чёрная коробка с отверстием для руки и монохромным дисплеем. Работает по принципу моего браслета, вводя в организм различные препараты, только далеко не защитного характера. Ещё он может одарить бодрящим зарядом электричества. На мне Дознавателя, к счастью, не испытывали, ибо он был неисправен: обрубок кабеля питания болтался под столом.
Возможно, прибор как раз и заменили лейтенантом Далтоном. Куда смотрит профсоюз умной техники?
В допросной комнате мы мило беседовали с Френсисом на разные темы, в основном касающиеся побега интенданта. Раз за разом Далтон расспрашивал меня о подробностях. Я, растягивая «удовольствие», всякий раз умалчивал о чём-то незначительном, чтобы рассказать впоследствии.
Да, мне зачитали права и предупредили о последствиях, но, уж коль скоро моё чистосердечное признание было проигнорировано, то пусть мучаются теперь. Потому что, когда меня только схватили (а вернее сказать — спасли) в кабинете Закиро, я первым делом — обстоятельно и со всем энтузиазмом, на который был только способен после боёв, погонь и бессонной ночи — выложил оперативной группе всю подноготную. Про новую личность интенданта, которая обреталась в его теле уже почти неделю, про сражение с колоссом у шахт и о том, как мы попали в кабинет.