Кибернетика стучится в школу

Грузинский ученый М. Хапанашвили поставил серии опытов с собаками, продолжая знаменитые эксперименты И. Павлова. Первая серия вырабатывала положительные условные рефлексы на звонок и свет и отрицательный рефлекс на метроном (два удара в секунду). Положительные рефлексы означали появление еды в кормушке № 1. Потом началась вторая серия: звуковой сигнал в 600 герц звал к кормушке № 2, а мешал ему все тот же метроном. Собака усвоила и эту премудрость. В третьей - опыты объединили: еда появлялась попеременно в обеих кормушках. Собака поворачивала голову то и одну сторону, то в другую, меняла позу, вскакивала, иногда бежала не туда, куда нужно, испытывала позывы к мочеиспусканию и часто пила. Но и это было усвоено - организм приспособился. В четвертой серии появилась кормушка № 3: сигнал о появлении корма - булькающие звуки. Первые две кормушки временно бездействовали. И вот к № 3 прибавили № 2 все с тем же отвлекающим метрономом (пятая серия), а затем № 1 (шестая серия).

Тут и начались настоящие мучения. Ранее выработанные рефлексы потеряли свою стойкость. Собака путалась, начинала скулить, выть, лаять и даже бросалась на экспериментатора. На уменьшение интервалов между сигналами она отвечала тем, что тянула время: нарочито медленно шла к кормушке, долго скребла чашку после еды, но сразу возвращалась на место, почесывалась, часто зевала и дремала из-за застойных явлений в венозной системе. Могла игнорировать одну из кормушек, чтобы спасти свои нервы, хотя и получала за это меньше еды.

Экспериментаторы стали замечать подергивание лап и шейных мышц. Со временем стала выпадать шерсть, уменьшился вес, появились признаки язвы желудка.

Многомесячный отдых не устранил сбоя высшей нервной деятельности. Эту болезнь назвали информационным неврозом.

Но в жизни неврозом страдают не столько собаки, сколько люди. Общество научилось охранять труд химика, станочника, монтажника. То же самое требуется в отношении управленца, бухгалтера, плановика, телефониста, врача, учителя. Но, прежде чем охранять, следует знать, что это за труд, как правильно его организовать п предварительно отобрать способных на этот труд людей.

Помочь здесь должны информатика и кибернетика.

С точки зрения профориентации, профессия учителя - необычная: сравнительно мало таких, кто, имея талант учителя, его в себе не обнаружил, и очень много - кто становится учителем без призвания. Десять школьных лет - достаточный срок, чтобы испытать себя на этой стезе. Но вот пойти но учительской стезе, не прельстившись карьерой ученого или гида, всю жизнь оставаясь рядовым, в постоянной борьбе с мещанством, развивая в себе интеллигентность и передавая ее ученикам, рискует не всякий. С другой стороны, как широко раскрытые двери пединститута закрыть перед случайной личностью, польстившейся на недобор?

Ученик - это образ жизни

Тяжелая дверь приоткрылась и впустила новую порцию посетителей. Если задержаться в этом не всегда неуютном вестибюле, легко можно отличить тех, кто пришел в музей добровольно, от тех, кого привели родители, друзья, учителя.

В историческом музее из вестибюля сразу попадаешь в каменный век, где больше надписей, чем рисунков, больше рисунков, чем экспонатов, среди экснонатов больше муляжей и меньше реликвий. Реликвии - подлинные черепки, из которых при самом изощренном воображении трудно слепить горшок, и монеты, позеленевшие настолько, что на них трудно что-нибудь разобрать.

Поэтому ничего не остается, как в неудобной позе читать надписи. Тем не менее посетитель проявляет терпение и любознательность и впоследствии расплачивается за это.

До нового времени он доходит таким уставшим, что удостаивает беглым взглядом лишь что-нибудь выдающееся: мундир - слишком яркий или пушку слишком большую.

Когда посетитель шествует под эскортом экскурсовода, у него возникают иные вопросы: почему мы прошли мимо одного и остановились у другого; почему экскурсевод говорит одинаково для всех, не думая о том, что группы разные и люди в одной группе тоже разные, почему нужно не зевать и занимать места поближе к экскурсоводу, слышать, что он говорит, и видеть, что показывает?

Если это художественный музей, то странно, почему так много уделяется внимания библейским сюжетам и греческим мифам? Конечно, это полезно знать, и, кстати, в школе этому следует получше учить. Но ведь картины здесь висят не из-за своих сюжетов.

И вообще, чем живой экскурсовод лучше механического, которым обзаводятся многие музеи и который так же бесстрастно говорит на любом языке, стоит только опустить монету в щель автомата?

Хуже всего приходится в большом музее, особенно если музей знаменитый. Здесь работников музея преследует одна беда, посетителей - другая. Первая беда: