КИЧЛАГ

Заглянет редкий луч
Под темные, серые своды,
Будешь терпелив – будешь везуч,
Дождешься вовремя свободы.
Арестант живет надеждами,
По далекому скучая прошлому,
Грезит белыми одеждами
В пику состоянию пошлому.
Не выносим порой позор,
Веселья маленькая толика,
Пялится в волчок дозор,
Смотрит, как удав на кролика.
В смятении слабость есть,
Играет скрипка Паганини,
Укрепляя стойкость, честь,
Чтоб не утонуть в болотной тине.
Следствием засвеченный момент
Висит Дамокловым мечом,
На зону выпишут абонемент,
Раскаяние, признание нипочем.
Тень ложится игрока
На общак, решетки, стены,
Она пришла издалека,
Из закулисья мертвой сцены.
В тишине прогулочного дворика
Воздуха хватанешь морозного,
Есть тема для тюремного историка
Со времен Ивана Грозного.

РУССКИЙ МАТ

Русскому без мата, как без рук,
Основательно теряется лицо,
Сделали огромный крюк –
Отпустили крепкое словцо.
Без мата, как без хлеба.
Весть пришла издалека,
Сжалось в овчинку небо –
Мат слетает с языка.
Мат не вреден для здоровья,
Он не пластид и динамит.
Мат, отпущенный с любовью,
Быстро личность охладит.
Мат древнее топора,
Раздвинул до небес формат,
Не знали древние пера,
Но хранили свято мат.
В старинных свитках бересты
Писались росича права,
Как очень редкие цветы
Хранились бранные слова.
Без мата не было атаки,
Он дух наращивал в бою,
Не обойтись без брани в драке,
Придержит мат в строю.
Палят в сражении пушки,
На поле брани все сословия,
Окунулся юный Пушкин
В тайну бранного злословия.
Не смог голоса собрать,
Сошел заранее с трассы,
Звучит «Япона-мать!»,
Брань уходит в массы.
Растянул меха гармошки,
Выдал скверные частушки –
В восторге хлопают в ладошки
Дети, женщины, старушки.
Оставил мат бараки,
Переехал в светлый дом,
Брань отпускают фраки,
Сидя за фамильным серебром.
Мата нет на зоне,
Но он присутствует, витает,
Он в фене и жаргоне –
Зэк по глазам читает.
Живет в словесной ткани,
Его не вытравить, не сжечь
Русский возглас брани,
Ему лучше не перечь.

АФЕРНАЯ СТОЛИЦА