Кидалы

На двоих столько еды было многовато. Коул гордился этим изобилием, но сам был довольно привередливым едоком и мало пил. Он угощал соседей и делал это так, что никто никогда не отказывался. Коул знал верные подходы к людям – цитата из Писания, строчка из Шекспира, простая шутка. Через час путешествия все вокруг уже ели, пили и веселились вместе с ними. Коул заботился о людях так, словно они были кучей детишек, а он – их заботливым отцом.

В те дни другие женщины не чувствовали ненависти к ней.

Мужчины не смотрели на нее так, как сейчас.

Дружелюбие и способность заводить друзей были торговым капиталом Фермера. В конечном счете эти качества обращались в деньги, которые он получал в банках маленьких городов с помощью серий простых, но обезоруживающих операций. Однако он всегда рассматривал получение финансового вознаграждения как результат честного обмена. Вместо денег – того, в чем не было ни смысла, ни пользы, – он предлагал большие надежды и новые жизненные перспективы. И все делалось так, что никто и не видел истинной сути происходящего. Люди уходили ободренными и воспрянувшими духом.

А что еще им было нужно? Что может быть в жизни важнее, чем надежда и вера?

Больше года они жили на полуразрушенной ферме в Миссури величиной в шесть акров, на каменистой суглинистой земле, в простом деревянном доме с туалетом на улице. Лучше времени вместе у них не было.

Туалет был с двумя отверстиями, и иногда они проводили там целые часы. Они подсматривали за случайными прохожими, шедшими по изъезженной дороге из красной глины. За птицами, которые скакали по двору. Тихо разговаривали или читали старые газеты и журналы, которые грудой валялись в углу.

– Гляди-ка, Мойра, – говорил он, указывая на рекламу. – Цена мяса за последние десять лет выросла на двадцать три цента за фунт, а цена угля – на один с половиной. Такое впечатление, что продавцы угля решили уважить покупателя.

– Да. – Она не всегда знала, как ему отвечать, говорит ли он просто так или серьезно.

– А может, и нет, – продолжал он, – если вспомнить, что мясо обычно продается на фунты, а уголь на тонны.

Иногда она попадала в точку; например, когда Коул заметил, что четверо из пяти врачей принимают аспирин – и что она об этом думает?

– Пятому повезло, – ответила она. – Он единственный, у кого не болит голова.

Коул был очень ею доволен.

Их ужасно веселила реклама. Даже много лет спустя, глядя на какое-нибудь простое объявление, она могла от души расхохотаться.

Пропало желание?.. Устали от микробов?.. Научиться танцевать может каждый!

Даже сейчас ей было смешно это читать. Но теперь к смеху примешивалась горечь. С Коулом они смеялись по-другому.

Однажды он пытался вытащить журналы из-под низа стопки, стопка упала, и под ней обнаружилась маленькая деревянная коробочка с дыркой посредине. Детский туалет.

Мойра сказала что-то насчет того, как он забавно выглядит. Но Коул продолжал таращиться на него остекленевшими глазами, рот его болезненно искривился. Потом он повернулся к ней и прошептал:

– Могу поспорить, они убили ребенка и похоронили его прямо тут, под нами…

Она в ужасе застыла, не говоря ни слова. Она сидела, не двигаясь, молча глядя на него, и Коул воспринял это молчание как согласие. Он продолжал говорить, тихо и гораздо более убедительно, чем обычно. И скоро реальность вокруг них исчезла, остался лишь ужас, который создал он, а она сидела и кивала, соглашаясь с тем, что он говорит.

Дети не должны жить в этом мире. Да, детей нужно убивать при рождении или вскоре после него. Это лучшее, что можно для них сделать. Только так и больше никак можно избавить их от бесполезной пытки, от жестоких бесчеловечных мучений, от бессмысленного злого хаоса, который и есть жизнь на планете Земля.

Подсознательно она понимала, что впервые в своей жизни видит его истинное «я», что веселый и общительный Коул – только тень, за которой скрываются его истинные убеждения. Подсознательно она хотела закричать, что он не прав, что нельзя все абсолютизировать и что за реальным человеком порой скрывается лишь тень.

Но у нее не хватало слов, чтобы выразить эти мысли, она не умела связать их в одно. Они бессознательно бродили в ней, неуправляемые и неоформленные, а Коул тем временем, как всегда, был чрезвычайно последователен. И в конце концов он ее убедил. Она согласилась со всем, что он сказал.

И вдруг он стал осыпать ее проклятиями. Она тоже обманщица! Лицемерка! Не может ничего сделать ни для себя, ни для других, потому что сама ни во что не верит!

С того дня Фермер переменился. Они уехали из захолустья в Сент-Луис, и когда он не бывал мертвецки пьян, то спешил накачаться пивом. У них был приличный запас денег; точнее, он был у Мойры. Тайно, как и многие жены – хотя она не была его официальной женой, – она годами копила деньги. Но та серьезная сумма, которую она скопила, ушла бы за месяц, если бы до нее добрался Коул, а потому, как она считала, оставался только один выход. Она занялась проституцией.