Ближе к рассвету ему все-таки удалось задремать, и тут же, как по команде, перед внутренним взором стали мелькать какие-то странные, обрывочные истории, заставлявшие нервно вздрагивать сквозь сон.
Ему казалось, что он был в гостиной дома Уэстов, и готовился встретить Барри с работы. Он был в одном нижнем белье, прямо как перед тем, как уснул, и предвкушал горячие приветствия. Но за окном все темнело, а Барри все не приходил. За пару секунд прошла пара часов. Комната все больше погружалась во мрак, а воздух в ней будто затвердевал, оказываясь куда более плотным, чем положено воздуху, и Лен увязал в нем, как муха в смоле. Атмосфера ожидания становилась все более тревожной.
Вот наконец в двери оглушительно щелкнул замок и…Барри ввалился в прихожую спиной вперед. На нем буквально висела Айрис, яростно впившаяся в его губы, обхватившая его шею так, будто хотела задушить. Аллен, не глядя, скинул свою куртку на пол, и, наступая на неё, буквально втащил Айрис в дом. В течение еще секунды (Лен даже не заметил конкретных действий, вещи просто исчезли и все) девушка избавилась от пальто, блузки и юбки и теперь прижималась к Барри одними кружевами, да так тесно, как в жизни вряд ли было возможно. Руки Барри оглаживали её изгибы, путались в резинках и вплетались в волосы. Она в ответ облизывала его шею, покусывала ушную раковину, а сама не отрывала острого взгляда от Лена, так и замершего в паре метров от них. Её глаза были полностью черными, без белка и бликов, и в них плясало маниакальное торжество.
К горлу Снарта подкатывала тошнота. Он не отрываясь смотрел на любимый стриженный затылок и боялся, что Барри обернется, и его лицо окажется таким же злым и насмехающимся. Это его добьет. Он и так был близок к тому, чтобы рассыпаться на мельчайшие осколки от того, что Барри предпочел ему…её.
Мысленно твердя себе, что это всего лишь сон, что это не по-настоящему, Лен, сделав колоссальное усилие, отвернулся. Вместо кухни, примыкающей к гостиной, был вход на склад, который облюбовали Негодяи. Они всем составом стояли в темном проеме, где раньше была стена в старомодных обоях и милых фотографиях, (даже Мардон присутствовал чуть позади всех) и с осуждением смотрели на полуголого подростка перед собой.
Вперед вышел Хартли. Его выражение лица было куда жестче, чем Лен привык, и все черты словно заострились. Голос был пронзителен и ввинчивался в мозг, как сверло:
- Ты жалок, Лен. Так мал и так жалок. Я так устал возиться с тобой, как с ребенком. Ты совершаешь глупые ошибки и тащишь всех нас за собой.
За ним показался Мик. Он был гораздо крупнее и мощнее своей и так не маленькой реальной версии, и будто возвышался над Леном на несколько метров. В его глазах плясали языки пламени, а голос был подобен шипению лавы:
- Ты больше не тот Капитан Холод, за которым я готов был идти. Ты размякший сентиментальный сосунок. Да к тому же неудачник, каких поискать. Ты грабил банки на миллионы долларов, держал в кулаке весь преступный мир Централ-Сити, и не смог справиться всего лишь с мальчишкой-Флэшем.
Из тени появилась Лиза. Она была так холодна, так…незнакома, что Лену впервые стало действительно страшно. В чертах Лизы сквозили черты их отца, и эмоции, которые тот испытывал, при взгляде на своих детей:
- Ты не достоин быть мои братом, Ленни. Ты так подвел всех нас. Ты меня подвел, если уж на чистоту. И раз уж даже он отказался от тебя, зачем ты тогда мне?
И Мардон позади них захохотал.
За спиной Лен слышал страстные стоны Барри, перемешивающиеся с голосом Айрис и характерными звуками трения двух тел, и не хотел знать, что там происходит. Впрочем, он знал. Он видел отражение происходящего в зрачках каждого члена своей бывшей команды.
Воображаемый дом Уэстов начал дрожать, и Лена начало трясти вместе с ним. С потолка сыпалась штукатурка, со стен отходили обои, разбился телевизор, упав с тумбочки, звякнули, выпадая из окон, стекла. Леонард понимал, что надо бежать из этого места, подальше от разрушений, презрения, насмешек и собственного стыда, но, как всегда происходит в самых жутких кошмарах, не мог даже пальцем пошевелить, не то, что сдвинуться с места. Тело не слушалось его, и в груди нарастала абсолютная паника, заставляя его судорожно хватать ртом воздух.
Пол перед ним разверзся. В образовавшейся трещине виднелся огонь и непроницаемая тьма вокруг. И оттуда послышался голос, самый ненавистный из всех. Тот, который Лен всеми силами старался забыть и надеялся никогда больше не услышать. Голос Льюиса Снарта.
- Разве ты не знал, пацан, что содомия это смертный грех? Не знал, что в тюрьме такие как ты не живут дольше недели? Не знал, что такой позор можно смыть лишь кровью? Ты разочаровал меня, сынок, и пришло время преподать тебе последний урок. Самое время тебе спуститься ко мне. В аду все такое же красно-золотое, как ты любишь.
И с этими словами земля под ногами у Леонарда рассыпалась в пыль, и он ощутил ужас свободного падения в черную безысходность.
В тот момент, когда должно было произойти столкновение с камнями на дне, он проснулся, резко сев на кровати.