Киево-Печерский патерик

Много страдал я, томимый нечистым желанием, и не знаю, чего только не делал я для своего спасения: по два, по три дня оставался без пищи, и так три года провел, часто и по целой неделе ничего не ел, и без сна проводил все ночи, и жаждою многою морил себя, и тяжкие вериги на себе носил, и провел я в таком злострадании года три, но и тут покоя не нашел. И пошел я в пещеру, где лежит святой отец наш Антоний, стал на молитву и молился день и ночь у гроба его. И услышал я голос его ко мне: “Иоанн, Иоанн! Нужно тебе здесь затвориться, и невидением и молчанием борьба прекратится, и Господь поможет тебе молитвами преподобных своих”. С того часа, брат, поселился я здесь, в этом тесном и скорбном месте, и вот уже тридцатый год, как я живу здесь, и только немного лет назад нашел успокоение.

Весьживотъ свой страстнѣ брався с помыслы телѣсными. И жестоко пребывах, проводя толико живот своей пищею. И потомъ, не ведый, что сътворити, не могый тръпѣти брани плотьскиа, и умыслих нагъ жити и броня тяжкии възложити на тѣло свое, якоже оттоле и донынѣ на мнѣ, студенью и желѣзомъ истончеваемь. И ину вещь сътворих, еаже ради ползу обретох. Ископавъ убо яму, до раму досяжущу, приспѣвшимъже дьнемь святаго поста, и внидох въ яму и своима рукама осыпався пръстию, яко толико имѣти свободнѣ руцѣ и главу, и тако, угнѣтаемь злѣ, пребых всь постъ, не могый двигнутися ни едином съставом, — но ни тако стремление плоти и ражжение телеси преста. Но и к сему врагъ диаволъ страхованиа ми творя, хотя мя оттуду отгнати, и ошутих его злодѣйство. Нозѣ бо мои, иже въ ямѣ, изоднувъзгорѣшася, яко и жилам скорчитисяи костемъ троскотати, уже пламени досягшю до утробы моеа, и удовѣ мои изгорѣша, — азъ же забыхъ лютую ту болѣзнь и порадовавъся душею, яко да та ми чиста съблюдена есть от таковыа скверны, и се изволих изгорѣти въ огни томъ зѣло Господа ради, нежели изыти ми изъ ямы тоа. И се видѣхъ змиа страшна и люта зѣло, всего мя пожрѣти хотяща и дышюща пламенемь и искрами пожигаа мя. И се въ многы дьни творяше ми, хотя мя прогнати. Приспѣвшю же нощи Въскресениа Христова, внезаапу нападе на мя лютой той змий, и главу мою и руцѣ мои въ уста своа вложи, и опалѣша ми власы на главѣ и на брадѣ, якоже видиши мя нынѣ. Азъ же убо въ грътани быхъ змиа того, и възопих из глубины сердца моего: “Господи Боже, Спасе мой! Въскую мя еси оставилъ? Ущедри мя, Владыко, яко ты еси единъ человѣколюбець. Спаси мя, грѣшнаго, едине безъгрѣшне! Избави мя от сквернаго безакониа моего, да не увязну в сети неприазнены в вѣки вѣкомъ! Избави мя от устъ врага сего! Се бо, яко лев рикаа, ходить, хотя мя поглотити! Въздвигнисилу твою и прииди, да мя спасеши! Блесни млъниа твоа и иждени, да исчезнет от лица твоего!” И яко скончах молитву, и абие бысть млъниа, и лютый той змий исчезе от мене, и к тому не видех его и донынѣ.

Всю жизнь свою неутомимо боролся я с помыслами плотскими. И сначала жестокой я сделал жизнь свою воздержанием в пище. И потом, не зная, что еще сделать, не в силах терпеть борьбы с плотью, задумал я жить нагим, и надел на себя вериги тяжкие, которые с тех пор и доныне остаются на теле моем, и сушат меня холод и железо. Наконец прибег я к тому, в чем и нашел пользу. Вырыл я яму, глубиною до плеч, и, когда пришли дни святого поста, вошел я в яму и своими руками засыпал себя землей, так что свободны были только руки и голова, и так, под этим тяжким гнетом, пробыл я весь пост, не в силах шевельнуть ни одним суставом, но и тут не утихли желания плоти моей. К тому же враг-дьявол страхи разные наводил на меня, чтобы выгнать меня из пещеры, и ощутил я его злодейство. Ноги мои, засыпанные землей, начали снизу гореть, так что жилы скорчились и кости затрещали, потом пламень достиг до утробы, и загорелись члены мои, я же забыл лютую ту боль и порадовался душою, что она очистит меня от такой скверны, и желал лучше весь сгореть в огне том, Господа ради, нежели выйти из ямы той. И вот увидал я змея, страшного и свирепого, который хотел всего меня пожрать, дыша пламенем и обжигая меня искрами. И так много дней мучил он меня, чтобы прогнать из пещеры. Когда же наступила ночь Воскресения Христова, вдруг напал на меня лютый тот змей и пастью своей ухватил голову и руки мои, и опалились у меня волосы на голове и бороде, как ты можешь видеть и теперь. Я же в пасти змея того уже был и возопил из глубины сердца своего: “Господи Боже, Спаситель мой! Зачем ты меня оставил? Сжалься надо мной, Владыка, так как ты единый человеколюбец. Спаси меня, грешного, единый Боже безгрешный! Избавь меня от скверного беззакония моего, да не увязну в сети вражеской во веки веков! Избавь меня от зубов врага сего! Вот он, рыкая как лев, ходит, желая меня поглотить. Воздвигни силу свою и прийди, чтобы спасти меня! Блесни молнией своей и прогони его: пусть исчезнет он от лица твоего!” И когда я окончил молитву, вдруг блеснула молния, и лютый тот змей исчез от меня, и после того я не видел его и доныне.