Киевская Русь

К XII в. положение по крайней мере деревенского изгоя, несомненно, более или менее определилось, и мы видим изгоя уже в вотчине крупного землевладельца в качестве крепостного, передаваемого в другие руки вместе с землей; в новом своем положении он начал смешиваться с массой других зависимых от феодалов элементов и потерял вместе со своим общественным лицом и свое особое наименование. Изгои эволюционируют подобно тем "сиротам", которые в процессе феодализации все больше и чаще превращались в зависимых и даже крепостных. Настаивать на очень большой близости зависимых сирот, смердов и изгоев, конечно, невозможно, но, несомненно, их объединяет некоторая общность положения: и сироты, и зависимые смерды, и изгои XII в. люди, если не всегда крепостные в обычном для нас узком понимании этого термина (Leibeigene), то, во всяком случае, находящиеся в достаточно крепкой зависимости от своего землевладельца-феодала, люди, которых мы можем смело относить к категории лично зависимых.

В заключение очерка об изгоях не могу не сказать, что эта категория зависимого населения Киевского государства меньше всех других поддается изучению. Здесь поневоле приходится ограничиваться главным образом предположениями.

Среди зависимого от церковных учреждений населения наши источники называют еще несколько категорий: пущенник, задуш-ный человек, прощенник. Последние имеются не только в церковных вотчинах, но и в княжеских.1 Стало быть, и в боярских, так как у нас нет никаких оснований предполагать какоелибо принципиальное различие между вотчинами княжескими и боярскими.

1 Уставная грамота Смоленского кн. Ростислава Смоленской епископии 1150 г. "А се даю святей Богородици и епископу прощеники с медом и с кунами и с вирою и с продажами, и ни надобе их судити никакому же человеку". М. Ф. Владимирский-Буданов.. Хрестоматия, в. 1, стр. 219, 1908.

Кто они, эти люди?

Задушный человек - это, повидимому, холоп, отпущенный на волю по духовному завещанию и данный в монастырь в качестве вклада с расчетом на молитвы братии "по душе" умершего вкладчика. Не подлежит сомнению, что задушный человек при этом переставал быть холопом и делался крепостным, крепким монастырю человеком.

Что касается пущенников, то не трудно догадаться, что это люди, отпущенные из холопства и тоже ставшие крепостными церковных учреждений (поскольку все они считались людьми "церковными").

Наших ученых давно уже занимает вопрос о соотношении этих пущенников с прощенниками. В церковном уставе Владимира термин "прощенник", правда, встречающийся далеко не во всех вариантах этого устава и, повидимому, попавший сюда позднее,1 соответствует термину "пущенник" в уставе Всеволода (1125- 1136), тоже дошедшем до нас не в первоначальном своем виде. Если опираться на эту замену одного термина другим, весьма вероятно, однозначущим, тогда придется трактовать их рядом.

Принимая во внимание, что и прощенники и пущенники в названных документах считаются людьми церковными, можно было бы понимать происхождение этой категории зависимых от церкви людей в том смысле, что это люди, которым "прощены" или "отпущены" их грехи. Такая терминология сохранилась в церковной практике и позднее.

В Соловецком монастыре, например, живали и работали на монастырь и в XX в. не только люди, давшие обет во время болезни на случай выздоровления, но и дети выздоровевших при таких же обстоятельствах родителей. В старину такие случаи могли быть еще более частыми.

Герберштейн тоже так объясняет этот термин: "Владимир подчинил власти церковной... и тех, кто получил чудесное исцеление от какого-либо святого". Характерна в этом отношении и прибавка в других текстах к термину прощенник слова "божий" ("прощенники божий").2

Если бы прощенники-пущенники были только людьми церковными, то вопрос разрешался бы довольно просто. Но дело в том, что мы имеем "прощенников" и в княжеской вотчине. Смоленский кн. Ростислав передает их Смоленской епископии. И это последнее обстоятельство осложняет решение задачи.

1 С. В. Юшков. Исследования по истории русского права, в. 1, стр. 103. Автор полагает, что в "Устав" Владимира прощенники первона чально не входили совсем.

2 А. Е. Пресняков. Лекции по русской истории, стр. 120.

С. В. Бахрушин предлагает понимать прощенников-пущенни-ков так же, как понимал их и Ключевский. Он называет их "людьми, либо совершившими преступление, либо неоплатными должниками, которые избавлялись от взыскания под условием пожизненной работы (иногда даже потомственной) на землях церкви".1 Может быть, С. В. Бахрушин и прав, но тогда непонятным делается, почему же эти люди считаются "церковными": ведь попадать в неоплатные должники можно было гораздо чаще к светским вотчинникам, особенно если принять во внимание, что церковных учреждений тогда было не так много.