Возьмем сначала случай с княжной Янкой, дочерью Всеволода I Киевского. Известно, что в 1086 г. Всеволод основал монастырь, в котором Янка приняла постриг. По Татищеву, она организовала там школу для девочек, где обучали чтению, письму, рукоделию и пению. Голубинский высмеивает возможность женской инициативы в образовании на Руси того периода250
. Однако известно, что другие русские княжны получили хорошее образование и интересовались науками. Тетка Янки, королева Анна Французская, в любом случае была способна подписаться своим именем (см. Гл. XI, 4). Княжна Ефросиния Полоцкая (1001 – 1073), которая подобно Янке стала монахиней, прославилась не только своей красотой, но и своей ученостью. Поскольку Янка и Ефросиния, судя по всему, были проникнуты тем же миссионерским духом, что Владимир Святой и Ярослав Мудрый, описываемая попытка Янки организовать обучение девочек, безусловно, не должна казаться нам экстравагантной.Выдающимся организатором образования, по Татищеву, был князь Роман Смоленский (сын Ростислава I Смоленского и Киевского). Ему приписывается открытие в Смоленске нескольких школ, в которых кроме других предметов преподавали греческий и латинский языки. Все свое состояние Роман потратил на эти школы, и, когда он умер (в 1180 г.), жители Смоленска собирали деньги, чтобы его похоронить251
.В Суздальском княжестве князь Константин (сын Всеволода III), пишет Татищев, собрал библиотеку из греческих и славянских книг, заказал переводы с греческого на русский и завещал в 1218 г. свой дом во Владимире и часть доходов от имения школе, в которой должны были обучать греческому языку252
.Достоверность информации Татищева по обоим этим случаям подвергается сомнению. Но согласно другим доступным источникам, Смоленск и Суздальское княжество в конце двенадцатого и начале тринадцатого века являлись важными интеллектуальными и художественными центрами; было бы трудно объяснить их культурный расцвет, не допуская, что в тот период в обоих местах существовали хорошие школы; следовательно, данные Татищева прекрасно соответствуют общей исторической картине.
Хотя мы можем полагать, что в Киевской Руси были как начальные, так и высшие школы, немногое известно об их учебных планах. «Часослов» использовался в качестве первой учебной книги, затем учились по Псалтырю. Школьная дисциплина, очевидно, была суровой. В «Житии св. Авраамия Смоленского» (тринадцатый век) можно видеть, что ученики временами впадали в отчаяние, а в так называемой «Пчеле», собрании греческих афоризмов, школа упоминается как одно из «трех несчастий», другие два – бедность и злая жена. По-видимому, некоторые дети из княжеских и боярский семей отправлялись для образования в Константинополь. Автор «Даниила Заточника» вставляет среди других своих шпилек: «Я не ездил за моря брать уроки у философов», – откуда следует, что кто‐то ездил.
Хотя мы и не располагаем статистикой учебного дела этого периода, можно с уверенностью допустить, что Русь в то время имела значительное количество школ, по крайней мере в городах, и процент грамотных, по крайней мере среди людей высших классов, был высоким. В любом случае все князья и духовенство были грамотными. Также следует признать, что в киевском обществе сформировалась настоящая элита; немногочисленная, возможно, но элита, достигшая высокого культурного уровня.
10. Гуманитарные науки
Теология была краеугольным камнем средневековой духовной культуры как в Западной, так и в Восточной Европе – философия считалась лишь «служанкой теологии». В этом отношении развитие философской мысли в Киевской Руси следовало тому же общему пути, что и в Византии, и на Западе.
Судя по трудам некоторых русских священнослужителей киевского периода (таких, как митрополиты Иларион и Климент, епископ Кирилл), русская элита находилась тогда на таком же интеллектуальном уровне, как византийская и западная. Однако русские книжники того времени не оставили систематических работ ни по богословию, ни по философии. Их произведения – по крайней мере те, что дошли до нас, – состоят из проповедей и коротких поучений. С необходимыми оговорками следует согласиться с преподобным Георгием Флоровским, что древнерусская теологическая культура оставалась «немой» на протяжении нескольких столетий; хотя, как подчеркивает тот же автор, из отсутствия письменного философского самовыражения киевских русских не стоит заключать, что их интеллект не был развит достаточно для философского размышления253
. Показателем того, что люди думали, может служить то, что они читали; следовательно, уместным здесь будет краткий обзор произведений греческой теологической литературы, доступной русским того периода в славянских переводах254. Следует отметить, что известны также русские переводы с латинского255.