Киевские ночи<br />(Роман, повести, рассказы)

Марат, не поворачивая головы, рылся в ящике стола.

— Ты больше ее не видел? — живо поинтересовался Толя.

— Заткнись! — крикнул Марат.

Игорь удивленно пожал плечами и снова погрузился в работу. Толя подошел к столу Игоря и спросил:

— Кажется, есть специальная лечебница для нервнобольных?

— Что? — Игорь медленно вернулся к действительности. — Конечно, есть.

Толя засмеялся:

— Это хорошо! А то наш друг немножко свихнулся,

16

Игорь принес с собой пачку книг. Разглядывал и смаковал каждую.

— Три четверти того, что ты глотаешь, это буза… Барахло! — заявил Марат и сделал такое движение, будто хотел сбросить книжки с Игорева стола.

— Что значит — «барахло»? — обиделся Игорь. — Прочитай сначала.

— Делать мне нечего…

— Ладно, — сказал Игорь. — Допустим, что эти книжки я выбрал неудачно. Идем со мной в библиотеку. Там глянешь на полки — глаза разбегаются.

— У тебя уже разбежались, — сказал Марат, показывая на очки.

Укоризненный, беззащитный взгляд Игоря на миг смутил Марата. Но Игорь к тому же еще и покраснел, и это показалось Марату совсем смешным.

Толя встал, сделал два шага, сжал железными пальцами плечо Марата и сказал:

— Это свинство! Понятно?..

И снова сел на свое место.

— Пошутить нельзя, — буркнул Марат. Чувство собственной вины только озлобило его. Он с холодной язвительностью стал допытываться: — Скажи, к чему ты глотаешь эти сотни книг? Хочешь быть умнее всех? Хочешь выделиться среди простой массы? А тебе не выделяться, а равняться на массу надо — вот как!

— Я тоже глотаю книжки, — сказал Дробот.

— Ты — другое дело. Ты варился в рабочем котле.

— Не только в рабочем, а и в асфальтовом, — усмехнулся Толя. — Набьется, бывало, нас, беспризорной шпаны, полный котел. А он еще теплый от асфальта… Вывозимся! Сущие чертенята… Ну и что? Считаешь это великой моей заслугой?

Игорь молчал, потеряв всякий интерес к перепалке. И в самом деле? Зачем ему эта проклятая, ненасытная жажда знаний? Бросить бы все и повариться в рабочем котле, а то всю жизнь будешь «прочим».

— А потом, — продолжал Дробот, — что значит: «равняться на массу»? Масса состоит из людей передовых и отсталых, умных и не слишком… На кого же равняться?

— Ты мне зубы не заговаривай, — увильнул Марат. — Мы говорим о книжках. Я по обложкам вижу, что это дореволюционное барахло. Читать надо пролетарских писателей. Ну, может быть, еще кой-кого из левых попутчиков. И политическую литературу. Вот! — Он выхватил из ящика книжку.

— Покажи. — Дробот протянул руку. — «Политграмота в вопросах и ответах». Гм… Для малограмотных, что ли?

— Хлопцы, а работа! — жалобно напомнил Игорь.

— Ох, разговоры, разговоры… — вздохнул Дробот.

Марат склонился над столом.

Перед ним лежала куча корреспонденций, из которых он должен был составить подборку «Письма наших читателей». Скучная работа! Как она несовместима с тревожным чувством, которое держит его в непрерывном напряжении. Вихрем налетали расплывчатые мысли. Когда ж они развеивались, он словно падал с высоты. И оказывался за этим столом, где выводил строчки, которые тоже куда-то падали. Вся страничка клонилась набок. Это его раздражало. Он рвал листок на мелкие кусочки и начинал заново.

Совершить бы что-нибудь необыкновенное. Пускай не сегодня, завтра. А пока что быть начеку. Всегда и везде.

В самом деле! Как это сотни людей проходят по Октябрьской и не обращают внимания на большущий крест, что красуется на вывеске и даже — подумайте только! — на красном флаге. Что это такое? Наше, советское учреждение?.. Марат бросился к Плахотте: «Кто там засел? Врачи, профессора… Им, видите ли, по вкусу красный крест, а не красная звезда. Переименовать!..» А что Плахоття? Посмотрел из-под очков. Марат абсолютно неудовлетворен его объяснением: «Международная организация. Не можем менять название. Да и не в названии дело…» А почему не можем? Буржуи не согласятся? Начхать нам на акул! И еще: была Дворянская улица. Переименовали — Льва Толстого. А кто он такой? Соцположение — граф! И выходит — не в лоб, так по лбу…

Быть начеку. И совершить что-нибудь необыкновенное! Но что? Что именно? Поразить всех. Написать статью, чтоб все газеты перепечатали. Воскресник на Тракторострое — это, в конце концов, не такое уж событие, Раскрыть бы кулацкий заговор во главе с иностранным агентом. Да еще подпольный склад оружия. Вот это другое дело! Напрасно контрики прибегали к хитроумной конспирации — ничто не укрылось от острого глаза спец- корреспондента… Или: вьюжной ночью схватить за руку бывшего петлюровского атамана в тот миг, когда он целится через окно в селькора. Схватить, обезоружить, а потом написать целую полосу. И еще выступить свидетелем на процессе в Харькове. Нет, не свидетелем, а общественным обвинителем! И о нем напишут: «В своей яркой речи товарищ Марат Стальной раскрыл звериный облик классового врага…»

Возникали и проплывали, как на экране кинематографа, заголовки. Они завораживали его — большие, громкие, беспощадные слова. Выстраивались в шеренгу — колючие, как штыки, острые, как сабли.