Киевские ночи<br />(Роман, повести, рассказы)

В просторной комнате у стола сидел круглолицый лысый мужчина лет шестидесяти с остренькими настороженными ушами.

— Знакомьтесь, — сказал Губаренко, — это добродий Паливода…

Губаренко посмотрел на Яроша и Василия Кондратьевича, желая убедиться, какое впечатление на них произвел добродий. Веселые чертики прыгали у него в глазах, и он заговорил почему-то очень громко:

— А у нас тут серьезная дискуссия. О будущем нации — ни больше ни меньше… Добродий Паливода думает, что, если мы угодим Гитлеру, он пожалует нам звание восточных арийцев. Так?

Круглые блестящие глазки Паливоды подозрительно впились в лицо Губаренко. Все же он кивнул головой:

— Да. Среди славянских народов…

Губаренко не дал ему договорить:

— Итак, немцы с плетью над нами, однако и мы не лыком шиты. Когда-нибудь подымемся до арийцев!

— Добродий Губаренко, — у Паливоды задергались губы, — если бы я не знал вас и ваше прошлое, я подумал бы, что вы смеетесь. Идет серьезный разговор…

— Темнота! — стукнул себя по лбу Губаренко. — Темнота! Где уж мне до таких высоких материй.

— Покорнейше прошу прощения, — поднялся Паливода. — Вижу, перехватили немножко… У вас шутливое настроение.

— Какие тут шутки! Плакать хочется!

— Всего хорошего, господа, — церемонно поклонился Паливода и прошествовал к двери.

— Всего хорошего, — паясничая, последовал за ним Губаренко. — Премного благодарен, что навестили.

Губаренко вернулся, держа в руках котелок горячей картошки. Вкусный запах ее наполнил комнату.

— И такое добро тратить на пацюка? — воздел к небу свои длинные руки Губаренко. — Не попусти, господи! Да еще с водочкой.

Он вынул из буфета графинчик, три рюмки, ловко налил каждому до краев и засмеялся:

— Как вам понравился этот фрукт? Двадцать лет пролежал в нафталине. В восемнадцатом году перед немцами вприсядку плясал, а теперь снова. Почти ариец, а?

Ярош слушал и думал о том, что он вроде бы знал этого человека, а выходит — совсем не знал. Сидел себе в тихой корректорской учтивый молчальник, читал гранки, охотно подсказывал молодым журналистам нужное слово, подкручивал усы и опять читал.

И вот он заговорил.

На столе дымится картошка в мундире — такая горячая, что приходится перебрасывать с руки на руку, как раскаленный уголек. И перед каждым — рюмка водки.

— Уважаемое громадянство! — Губаренко поднял рюмку. — Чтоб все было хорошо!

Он запрокинул голову, но отпил глоток и улыбающимися глазами посмотрел на своих гостей:

— А все-таки хорошее слово «громадянство». Звучит как музыка. Молодой человек, — не смотрите на меня как на динозавра. Я не из пацюков, но все-таки продукт! Не понимаете? Лет десять тому назад в каком-то историческом труде попалось мне на глаза весьма любопытное определение: «Екатерина Вторая была продуктом феодальной эпохи»! Метко сказано? Я тоже продукт, но уже другой эпохи — куда более сложной, до черта запутанной и противоречивой. Недаром пацюк вспомнил о моем прошлом.

Губаренко кинул в рот кусок картошки.

— Да что там пацюк! Посмотрели бы вы на панов редакторов, прибывших с гитлеровским вермахтом творить у нас высокую политику. Вот это и вправду динозавры. Посмотрели бы вы да послушали.

— Читал я вашу газетку, — бросил Ярош.

— Что вы читали! — махнул рукой Губаренко. — Это жалкие крохи. Немецкий цензор на шее сидит. А в разговорах… Боже мой! Раззявили рты и ждут. Гитлер преподнесет им на блюдечке украинскую державу. Уже, глядишь, и премьер есть — Стецько. И фюрер свой нашелся — Бандера какой-то. Все как у людей. Только немец на шее. Привезли с собой вагон портретов — вот этаких! «Да здравствует батько вызволитель Адольф Гитлер!» Видали? И вбивают в головы нашим пацюкам, что и они арийцы. Хоть и второго сорта, да все ж таки арийцы. А себя эти пацюки величают «элитой нации». Там только и речи что «рыцари национальной идеи… украинский Ренессанс… аристократы духа»… Слышите? И какая, при всем этом гоноре, беспросветная тупость! Они — Европа, они — цивилизация. А мы для них — раскосая Азия, свинопасы, презренный скот. Они, видите ли, милостью фюрера, в берлинских и мюнхенских кафе отсиживались, «хох» кричали Европе! И вот теперь эти политики и аристократы духа будут править Украиной. Все как у людей, только немец на шее!.. Я им в первый день сказал: «Послушайте, паны европейцы, я уже видел в восемнадцатом году, как прусский фельдфебель Украину поднимал. Высоко! Прямо на виселицу. А потом этот фельдфебель сделал «шнель цурюк», иначе говоря — повернул оглобли. Посмотрели бы, как они загалдели. Индюки надутые: блы-блы-блы… Сидят себе по кабинетам в редакциях и мудрствуют. Над чем мудрствуют, спрашивается? Послушали б вы эту комедию! Государственные и мировые проблемы решают. К примеру, как одеть украинскую полицию? Что они должны носить на голове — мазепинки или казацкие шапки с длинными шлыками? Или: где к трезубцу прицепить тевтонскую свастику? Внизу или наверху? Прямо слюной исходят. Национальная, видите ли, романтика! Трезубец, мазепинки… А что Киев горит, Украина истекает кровью, им и дела нет…