Киевские ночи

— Вы больны? Вам нехорошо? Почему вы молчите, Оля?.. А ну, марш в постель, я вам сейчас чайку с сахаринчиком принесу.

Ольга лежала плашмя. Глаза ее погасли. Под ними залегли глубокие тени. В висках молоточком стучала все одна мысль: «Что сказал Середе Гаркуша?»

Прошел еще день. Постояв с утра два или три часа у окна, Ольга еще сильнее ощутила потребность вырваться из четырех стен, что-то делать, двигаться. Однако сегодня она никуда не пойдет. Она будет ждать Максима. А может быть… Может, хоть немного походить перед домом? Ольга вышла на улицу и дошла до угла. Потом повернула назад. Так она ходила взад-вперед, не замечая времени, и каждый раз говорила себе: «Последний раз…» Но, дойдя до двери, снова поворачивала. Потом прошла дальше — до следующего угла. Сухие листья раздражающе шуршали под ногами — шурх, шурх, с каждым шагом идти становилось труднее…

«В последний раз», — повторила Ольга, заглянула за угол и чуть не вскрикнула. Шагах в двадцати перед собой увидела торопливо удаляющегося человека. Его походка, фигура, рост — все походило на Максима. Но нахлобученная на уши шапка, ватник, видимо расстегнутый, потому что полы разлетаются… Он никогда так не одевался.

После минутного колебания Ольга чуть не бегом пустилась вдогонку. Человек ускорил шаги.

— Максим! — глухо вскрикнула Ольга.

Прохожий круто обернулся и пошел прямо на нее.

Из-под поношенной шапки на Ольгу сурово смотрели глаза Максима.

— Максим, наконец…

Он подошел к ней почти вплотную:

— Чего ты бегаешь за мной? Тебе было сказано сидеть дома.

— Я и сижу, я жду. — Ольга взглянула на его окаменевшее лицо, и ее вдруг болью пронзила мысль: «Как это страшно, когда глаза товарища становятся чужими и холодными».

— Зачем ты ходила к Середе? Зачем ходила на Саксаганскую?

— Максим, я должна была…

— Ты должна была сидеть дома, — жестко бросил он.

Какую-то минуту они напряженно всматривались друг другу в лицо. Внезапно Ольга крикнула:

— Что сказал обо мне этот жалкий трус?

— Кто?

— Гаркуша.

— Не знаю, что он сказал, но ты должна выполнять приказ. И знай, Ольга…

Он не договорил своей угрозы. Обезумевшее от обиды и гнева лицо Ольги заставило его умолкнуть. Он побледнел.

— Иди домой, Ольга, — хрипло произнес Максим и пошел прочь.

Ольга застыла на месте.

Позднее, сидя в своей узенькой комнатке, которая в темноте еще больше походила на гроб, она лихорадочно пыталась связать разбегавшиеся мысли. Гаркуша сказал, что ее схватили. Так каким же образом она оказалась на свободе? Убежать она не могла. Выходит — ее отпустили. Но какой ценой?

Быть может, в сотый уже раз Ольга задавала себе все тот же вопрос: «Что делать? Что теперь делать?»

С тех пор как началась война, ее не однажды подстерегала смертельная опасность. Так было в августе, когда она прыгнула с самолета под Казатином, чтобы потом, произведя разведку на железнодорожном узле, пешком вернуться в полуокруженный Киев. Приказ был короток и четок: «Живой не сдаваться, последняя пуля — себе». Ольга подумала: «А что, если осечка? Нет, моей будет предпоследняя…» Она избежала постов полевой жандармерии, охранявшей железнодорожный узел. Ей посчастливилось, преодолев все препятствия, перейти линию фронта под Ирпенем и принести домой ту — последнюю или предпоследнюю — пулю.

Но что делать сейчас? Что делать? До сих пор ее терзала неопределенная тревога. Теперь жестокая догадка подтвердилась: ей не верят.

Люди попадали в гестапо — там ждали их пытки. Люди гибли на виселицах, трупы расстрелянных валялись в ярах и ямах. «А меня, — думала Ольга, — постигла еще более страшная беда».

Отчаяние петлей захлестнуло ей горло. Дышать было нечем.

31

Все было именно так, как подсказала Ольге болезненно обостренная интуиция, внезапной вспышкой осветившая еще один уголок Гаркушиной натуры.

Гаркуша нервно расхаживал по комнате. Это раздражало Середу, но он молчал. Напряженное лицо Гаркуши казалось исполненным решимости и гнева, хотя на деле неуверенность, злоба и страх рвали его на части: «Что она ответит Середе? Что она ему расскажет? Ладно, я тоже скажу! Каждое ее словечко раздавлю такими словами, что любого с ног собьют». Кому должны поверить — ему, Гаркуше, или этой девчонке? Кем должны больше дорожить? Кто важнее для дела? Смешно даже спрашивать!..

Гаркуша остановился перед Середой.

— Как она выскользнула из рук немцев? Ведь я предупреждал, что дальше идти нельзя… Где она провела целые сутки? С кем и какие вела разговоры? Нам хорошо известно, какими хитрыми методами действует гестапо.

Максим поднял голову и впился черными глазами в неподвижное лицо Гаркуши.

— Я знаю Ольгу…

— Ах, вы знаете, — перебил его Гаркуша, едва повернув голову. — А может быть, вам, товарищ Корж, известно и то, что подполье — это не прогулочки в тихих аллеях… Вижу, как вы на нее поглядываете.

— Что вы видите? — глухо вскрикнул Максим.

— Спокойно, Максим, — не отрывая глаз от Гаркуши, сказал Середа.

— Но, Матвей Кириллович… Разве так можно? Где доказательства, чтоб обвинять Ольгу?

— Ах, доказательства, — скривил губы Гаркуша. — Это она должна дать доказательства. Где была? Что делала?