Киевский лабиринт

Иван Любенко Киевский лабиринт

Высоко передо мною
Старый Киев над Днепром,
Днепр сверкает под горою
Переливным серебром.

Хомяков А. С.

1. Киев

25 мая 1916 г., среда

Лиловые сумерки постепенно тушили день. На темно-синем небе поочередно вспыхивали звезды. Казалось, невидимый фонарщик подносил к ним свой горящий фитиль. Света добавляли и снопы искр, вылетавшие из паровозной трубы. Локомотив бежал по рельсам Московско-Киево-Воронежской железной дороги все быстрее. С муравьиным упорством он тащил за собой бесконечный ряд разноцветных вагонов. Позади остались Малоярославец, Тихая Пустынь, Брянск, Нежин и Бобровицы. А впереди уже виднелся купол колокольни Софийского собора. До Киева оставалось меньше двух верст.

Клим Пантелеевич Ардашев, статский советник Министерства иностранных дел, рассеянно смотрел в окно вагона первого класса. На столике лежала книга «Киев и его окрестности». Впервые за последние три года он получил отпуск. Пожалуй, правильнее было бы сказать, что с того времени, как он был вынужден бросить адвокатскую практику и вернуться к работе «рыцаря плаща и кинжала», минуло почти три года. Тогда, накануне великой войны, чтобы раскрыть дерзкое убийство второго секретаря посольства, ему пришлось совершить путешествие в Персию. Но и 1913 год оказался для бывшего присяжного поверенного непростым. Чего стоило расследование в Ставрополе «самоубийства» купца второй гильдии Тер-Погосяна? Кто знал, к чему оно приведет? А разгром банды Зелимхана в Кавказских горах? Да и 1915‑й – год вроде бы спокойного жительства в Петрограде, таковым для Ардашева не стал. Город трепетал от страха, узнавая подробности все новых и новых смертоубийств модисток, совершенных маниаком-стихотворцем. Даже главный сыщик столицы Владимир Филиппов оказался бессилен против душегуба. И только вмешательство Клима Пантелеевича помогло вывести супостата на чистую воду. А теперь он ехал в отпуск, который пришлось взять по настоянию жены. Вероника Альбертовна еще в начале мая отправилась погостить к двоюродной сестре в Киев. Всю последнюю неделю она слала супругу телеграммы и просила, чтобы он не тянул с приездом. Пришлось идти к начальству с прошением. Князь Мирский, возглавлявший отдел Ближнего Востока МИДа, лишь тяжело вздохнул и подписал бумагу.

Поезд, подрагивая на стрелках, замедлил ход. За окном уже мелькали вспомогательные железнодорожные строения. Путешествие длиною в 1705 верст наконец завершилось. Заскрипели тормозные колодки, и состав остановился прямо перед вокзалом. Это было обычное каменное здание в два с половиной этажа, построенное еще в 1870 году. Оно служило для обеих железных дорог, проходящих через Киев. Внутри имелись отдельные покои для приема высочайших особ.

Пассажиры начали выходить на перрон. Погода стояла майская. Градусник перед входом в вокзал показывал 10° по Реомюру[1]. Легкое серое пальто и широкополая шляпа надежно защищали статского советника от слабого северо-западного ветра, доносившего из паровозной топки запах угля-курняка. Артельщик, прочитав в глазах Ардашева согласие, тут же выхватил у него желтый глобтроттер и потащил к стоянке экипажей, находившейся на привокзальной площади. Извозчик, завидев издали знакомого носильщика, бросился ему навстречу.

– Куда прикажете, васкродь? – с заискивающей улыбкой, осведомился возница.

– На Большую Владимирскую, к дому Могилевского, где магазин «Свет»…

– Это мы в два счета! – воскликнул автомедон. – Обойдется в рупь.

– Договорились.

Дождавшись, пока пассажир расплатится за багаж, извозчик тронул экипаж.

Еще находясь в Петрограде, Клим Пантелеевич попросил супругу, чтобы его никто не встречал. Ардашев не любил причинять беспокойство даже родственникам. К тому же он не испытывал особой любви к высокомерному двоюродному свояку. В памяти остался его приезд в Ставрополь. Тогда, в 1908 году, Терентий Петрович Могилевский – муж кузины Вероники Альбертовны – весьма скептически отзывался об увлечении провинциального адвоката литературой. Видимо, председатель Киевского биржевого комитета, дослужившийся до действительного статского советника и будучи на десять лет старше присяжного поверенного, счел себя персоной, которая имела право не только смотреть свысока на жизнь хозяев, но и рассуждать о ее правильности. Потому-то и ехал Ардашев к Могилевским скрепя сердце. Откровенно говоря, он надеялся провести в Киеве неделю, или в крайнем случае дней десять. «Этого времени с лихвой хватит, чтобы лично увидеть все достопримечательности матери городов русских, – полагал статский советник. – Тем более что я уже проштудировал почти весь путеводитель. Да и Веронике пора возвращаться домой. Уж слишком неспокойное наступает время».