Киевский особый…

Учитывая сложную обстановку на границе, командование армий проводило кое-какие мероприятия на свой страх и риск. 20 июня 1941 г. командующий 6-й армией запретил перемещения штабов частей и соединений, убытие личного состава из мест дислокации своих войск. Генерал-лейтенант Музыченко смог убедить командование округа не проводить окружные сборы артиллеристов, а провести только армейские. Без доклада командованию округа он посадил некоторые части в укрепрайоны [197], усилив тем самым боеготовность своих войск.

Некоторую инициативу проявляло и командование корпусов. Так, командир 17-го стрелкового корпуса генерал-майор И. В. Галанин обратился к командованию округа за разрешением временно прекратить работы по строительству долговременных оборонительных сооружений и в течение двух суток оборудовать свою полосу обороны. Это разумное мероприятие было санкционировано начальником штаба округа генерал-лейтенантом М. А. Пуркаевым.

Обеспокоенное участившимися случаями нарушения воздушного пространства германскими самолетами командование 12-й армии запросило штаб округа, в каких случаях можно открывать по ним огонь. Ответ пришел очень быстро:

«1. По распоряжению Военного совета КОВО.

1. При объявлении мобилизации.

2. При вводе в действие плана прикрытия, если не будет ограничений».

И этот не совсем понятный запрет руководства округа был передан в войска. Частям округа категорически запрещалось открывать огонь по самолетам противника, даже если они нарушат государственную границу и появятся над нашей территорией. А какое еще указание могло дать руководство округа, получив запрещающее распоряжение свыше?

Проводимые в штабах и округах мероприятия не оказывали заметного влияния на повышение боевой готовности войск, так как до начала боевых действий частям и соединениям приграничных округов запрещалось занимать подготовленные рубежи обороны на границе. Да и последующие действия руководящего состава армий, корпусов, дивизий, полков, батальонов при переходе противника в наступление не были четко определены, все упиралось в слова — «до особых указаний». А какие могут быть указания, когда на твои части движутся вражеские цепи и уже отсутствует связь с вышестоящим командованием. Приказ должен быть один — «огонь!». А этого, к сожалению, 22 июня 1941 г. не произошло. До 6 часов 30 минут войскам приграничных округов не давалось разрешение на ответные боевые действия, что привело к непоправимым последствиям [198].

Все эти даваемые вышестоящими штабами непродуманные указания, вводимые в войска запреты сеяли неуверенность и подавляли инициативу у низшего звена командного состава. Здесь прослеживается и вина командования КОВО, не выполнившего многих мероприятий, находившихся в их компетенции, ограничиваясь только докладами в Москву о надвигающейся опасности.

Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский вспоминал: «Несколько смущало нас и непонятным было спокойствие, царившее в наших руководящих военных верхах. Да и со стороны прессы веяло успокоенностью. Ничто не напоминало о надвигавшейся грозе. Несмотря на это, на душе было неспокойно… Откровенно говоря, мы, офицеры, не верили тому, что заключенный между Советским Союзом и Германией договор не будет ею нарушен…

Состояние дел тревожило. Работы по созданию укрепрайонов только развертывались, и требовалось длительное время для того, чтобы можно было опереться на эти укрепления в случае начала войны. Старые УРы были разрушены и заброшены. Невольно возникал вопрос, на что мы рассчитываем, чем объяснить такую беспечность, проявляемую со стороны Генерального штаба и командования КОВО… В воздухе пахло войной, и только слепые и глухие этого не замечали или не хотели замечать. Царило какое-то затишье и никакой информации не поступало сверху…

У меня лично, да и у многих генералов сложилось весьма невыгодное впечатление о командующем округом генерале М. П. Кирпоносе. Не по плечу ему была эта ответственная должность» [199].

А обстановка на западных границах СССР продолжала усложняться. 11 июня 1941 г. по линии органов НКВД прошел доклад о том, что германское посольство в Москве 9 июня получило распоряжение из Берлина о подготовке к эвакуации. В нем указывалось, что в подвальном помещении посольства сжигаются архивные и другие документы.

В этот же день поступило и тревожное сообщение из Берлина от «Старшины», в котором советский разведчик докладывал о неизбежности удара вооруженных сил Германии по войскам Красной Армии.

15 июня 1941 г. в Москву пришло кричащее сообщение от Р. Зорге о том, что война начнется 22 июня.

16 июня пришло очередное сообщение от «Старшины», в котором сообщалось, что все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены и удар войск вермахта можно ожидать в любое время.