#КИЕВВКИЕВЕ

Агент, которому Аня придавила пальцы, неспешно движется за своей жертвой, стреляя на ходу. Одна из пуль задевает ей ногу, а ещё одна впивается в бок. Добравшись до языческого алтаря, Аня без сил падает на него: она больше не может бежать. Она переворачивается так, чтобы видеть преследователя. Анина кровь медленно стекает на древний камень капища, на котором, по легенде, приносил жертвы ещё легендарный Кий. Агент, которому Аня придавила пальцы, подходит к алтарю, достаёт сигарету, прикуривает.

— Красиво лежишь, — агент, которому Аня придавила пальцы.

Аня ничего не отвечает. Агент затягивается, выдыхает, достаёт телефон, делает несколько снимков. Селфится на фоне Ани и демонстрирует ей фото:

— Классные?

Аня показывает агенту средний палец:

— Чтоб ты сдох.

В эту же секунду землю начинает дико трясти, а небо затягивается тучами. По алтарю проходит трещина, Аня падает с капища и больно бьётся коленом и боком, теряет сознание. Агент, которому Аня придавила пальцы, с трудом удерживает равновесие и забывает о сигарете, которая свешивается во рту, медленно тлея. Алтарь раскалывается на две части, освобождая томившегося в камне Перуна. Тот, небольшого роста, с ног до головы обагрённый кровью, гневно смотрит на агента. Он стучит по земле палицей и агента испепеляет молния, оставив на земле только дымящиеся кроссовки дизайна Гоши Рубчинского. Перун бьёт палицей по земле ещё раз — начинается дождь. Он сдержанно улыбается, надевает кроссовки агента, бережно собирает алтарь обратно и возносится в небо.

Трудно быть богом (в Киеве) (#24а)

Ушедшим богам не стоит возвращаться. Перун знал бы это, читай он Нила Геймана. Но когда ты заточён в языческом алтаре прихвостнями Владимира Красное Солнышко — тебе не до книг.

Так что обретя свободу, Перун составил себе таск-лист на ближайшее время. Эти вещи он должен был выполнить прежде, чем начнёт вникать в текущее положение дел в великом граде. Пункт первый — наесться до отвала поричками. Пункт второй — впиться зубами в сочный бок свежеубитого борова. Пункт третий — упиться мёдом ставленным, березовицей пьяной, пивом и сбитнем. Пункт четвёртый — выдубить свой идол из Днепра.

Практически сразу планы Перуна терпят крах: за более чем 10 веков город неузнаваемо изменился. Теперь тут не растут привольно порички, не разумеют его речь, не варят знакомые ему мёды, совсем не почитают великих богов, и даже гривна из нашейного украшения превратилась в непонятные клочки пергамента. Но больше всего Перуна расстроило исчезновение рек: гордая судоходная Лыбедь уже не выглядела ни гордой, ни судоходной, а ручей Крещатик, где он любил умыться в лютую яснину, совсем исчез. Не освежился он и в Бессарабском бассейне, который почему-то разделился на две части: улицу Бассейную и рынок Бессарабский.

Огорошенный этим и другими фактами, Перун в буквальном смысле остолбенел и стоял столбом целые сутки. Проходившие мимо киевляне фотографились с древним богом и бросали ему те самые пергаментные гривны, приняв за живую статую. Но на вторые сутки Перун справился с одолевавшей его тугой, поднял странные пергаментные лоскутки, сбросил с себя оцепенение и пошёл выдубывать идол из Днепра.

Но и тут Перуна ждали неприятные сюрпризы: Выдубицкий монастырь и ресторан у самого озера. Нечего говорить, что от его алтаря не осталось и следа. В слезах бог стал на колени на берегу Днепра и начал взывать:

— Выдубай! Выдубай!

Воды Днепра забурлили, из речного песка и ила, напугав маленьких карасиков, начал вздыматься большой деревянный идолище. Но стоило ему показаться над водой, как тут же огонь низвергся с небес и опалил старую древесину. С высоты примерно пятидесяти метров на Перуна взирал символ и защитник Киева, гербопомещённый архангел Михаил. Пристально глядя в глаза древнему богу, он произнёс:

— Не лезь на мою территорию.

Перун поднялся, ударил палицей о землю и из неба сверкнула молния, которую Михаил играючи отбил щитом.

— Повторять не буду. Это мой город. Уходи туда, откуда пришёл, — архангел Михаил.

Перуну не понравился ни тон архангела, ни его манеры. Он нахмурился, небо затянуло тучами. Пошёл дождь, капли с шипением умирали, попадая на огненный клинок. Перун, не произнеся ни слова, гордо вознесся и полетел на Хоревицу — гору, которая издавна питала его силу. Там, к своей радости, он нашёл ухоженный алтарь. Обняв его, древний бог заплакал. Он взял пригоршню земли, поцеловал её и вопросил:

— Что же се творится, Мать — Сыра Земля? Не хозяин я более в своём граде.

Но Мать — Сыра Земля не ответила Перуну. Он так и стоял, взывая к ней, пугая редкие парочки влюбленных. На третьи сутки к алтарю пришёл мужчина. Оглядев бога с ног до головы, он спросил:

— Простите, вы не могли бы отойти от алтаря? Вы мешаете мне проводить ритуал.

Перун выпрямился во весь свой небольшой рост и изрёк:

— Я есмь Перун — твой бог!

Каждому его слову вторил удар грома и молния. Но вместо того, чтобы обрадоваться, последователь Перуна задрожал и, возможно (бог не был до конца уверен), обмочился. После чего убежал. Перун плюнул на землю: