— С сожалением вынужден сообщить, что мы переходим сразу к третьему блюду,— объявил Лестер Лю.— Второе блюдо, увы, не уцелело. А жаль. Детенышей кобры в Нью-Йорке достать непросто. Я вынужден импортировать их напрямую из Таиланда. У американцев такие примитивные вкусы!
Дворецкий обошел стол кругом, раскладывая по тарелкам по два запеченных краба. Те, что достались мне, сцепились в неразрывном объятии, словно утешая друг друга в преддверии страшной судьбы. Как только слуга вновь скрылся в кухне, Уна оттолкнула тарелку и негодующе воззрилась на отца. Я не без удовольствия отметила, каким гневом пылают ее глаза.
— Ты хочешь, чтобы я спасала тебя от призрака? А с какой бы стати мне тебя выручать? Ты все это время жил как какой-нибудь диктатор третьего мира, в окружении страхолюдных слуг и детенышей кобры, а я прозябала в нищей развалюхе с четырьмя женщинами, которым и накормить-то меня было не на что. Им приходилось ткани с твоей фабрики воровать, чтобы сшить мне какую-никакую одежонку! У нас туалет был один на тридцать человек, а зимой — никакого отопления! Я сама училась английскому! Я до восьми лет даже в школу не ходила! И все только потому, что я родилась девчонкой? — Голос Уны сорвался на крик, лицо исказилось от ярости,— А теперь ты ждешь, что я тебя пожалею, да, презренный ты старик? Ах, он бедный-несчастный: заперт, как в ловушке, в особняке на Пятой авеню наедине с голодным призраком! Скольких людей ты погубил? Сколько народу до сих пор изнывает в рабстве на твоих фабриках? Настала твоя очередь помучиться!
Я гадала про себя, а не слишком ли далеко Уна зашла. Лестер Лю сохранял спокойствие, однако ноздри его раздувались, зубы скрежетали. Мы установили еще далеко не все «жучки» и ровным счетом ничего не разузнали о пропавших тайваньских ребятишках, а если Лестер Лю вышвырнет нас за дверь, второго шанса нам, скорее всего, не представится. По-видимому, те же самые мысли промелькнули в голове Кики. Она вежливо извинилась, встала из-за стола и направилась, по всей видимости, в дамскую комнату. А я осталась наблюдать за перепалкой между Уной и ее отцом.
— В Китае дитя не смеет так разговаривать с отцом,— холодно объявил Лестер Лю дочери.— Почтение и уважение к родителям — одна из ключевых добродетелей.
— И где ты тут видишь Китай? — парировала Уна.— Я родилась здесь. Я — американка. А ты — преступник и уголовник.
— Уна! — предостерегающе зашептала я.
— Все в порядке, мисс Фишер,— устало вздохнул Лестер Лю.— Боюсь, моя дочь ни словом не погрешила против истины. Как вы, конечно же, знаете, я совершил немало всего противозаконного. Однако ж я не единственный преступник в семье.— И он обернулся к Уне.— Я знаю, как ты смогла позволить себе свой нынешний стиль жизни, моя дорогая. Я все знаю про подделку документов и про маникюрный салон. Мне страшно жаль, что ты была вынуждена вести аморальный образ жизни. Будь твоя мама жива, у нее бы сердце разбилось. Она была женщиной твердых принципов, хоть и из простых. Вот почему я пригласил тебя сюда. Хотел умолять тебя, чтобы ты, из любви и почтения к матери, отказалась от противозаконной деятельности. Вот я, например, именно так и поступил. С тех пор как ты со своими подругами уничтожила банду «Фу-цзянь», я стал законопослушным бизнесменом.
— И часто ли законопослушные бизнесмены похищают тайваньских школьников?
Я с трудом сдержалась, чтобы не пнуть Уну как следует. Эта негодница, ни минуты не задумываясь, поставит под угрозу наши планы, лишь бы последнее слово осталось за ней!
Лестер Лю недоуменно пожал плечами.
— Просто не знаю, что на это и сказать, дорогая моя. Мы не в романе Диккенса живем. Ну зачем бы мне сдались школьники, сама посуди? Ты, конечно же, отдаешь себе отчет в том, что не все обитатели Чайнатауна перевоспитались одновременно со мной. Преступная жизнь города отнюдь не прекратилась в тот день, когда я вышел из игры.
— Уна, я заработал куда больше денег, нежели я в состоянии потратить. Фабрики будут закрыты. Долги — прощены. Я откупил особняк Уорни с одной-единственной целью: передать большинство сокровищ бывшей владелицы в дар различным музеям. Комната Марии Антуанетты отправится обратно во Францию. Полотна великих художников будут выставлены там, где на них смогут полюбоваться и другие люди. Я намерен стать одним из ведущих филантропов города. Меня перестанут бояться; мною начнут восхищаться. И я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Как моя дочь, ты наконец-то получишь все внимание, что заслуживаешь. Богачи и знаменитости Нью-Йорка выстроятся в очередь, чтобы с тобой познакомиться.