Кикимора болотная

Из роддома мы забирали Жанну в очень торжественной обстановке. Там были не только ближайшие родственники, которых лишь со стороны молодой мамы была целая толпа. Многие пожелали погреться у чужого счастья: и друзья Михаила, и подруги Жанны, и мои подруги, которые почти все ее знали и любили. Даже баба Рая пожелала присутствовать, о Саньке я уже не говорю. Он не простил бы мне, если бы его не пустили «забирать ребеночка». Когда Жанна вышла из дверей роддома с ребенком на руках, Санька умудрился подскочить к ней раньше Михаила.

— Дай подержать! Дай мне подержать! — вопил он, топая ногами.

Пришлось дать ему подержать драгоценный сверток. Понарошку, конечно, потому что мать не выпускала свое чадо из рук и даже Михаилу разрешила лишь взглянуть на него.

Компания из родственников и друзей стояла внизу и со смехом наблюдала за сценой встречи моего Саньки с младенцем. Когда же Михаил поцеловал жену и символически подержал в руках сына, все дружно закричали:

— Поздравляем!

Поздравляем! — и забросали счастливую троицу цветами.

Я с опаской наблюдала за Жанной, но она выглядела счастливой. Такого приема она явно не ожидала и ошалела от радости. Окруженная друзьями, цветами и любовью, она стояла, держа в руках сына, вся светилась и была необычайно красива.

Уже дома, когда усадили за стол гостей и они галдели и пили за здоровье матери и ребенка, Жанна, отправившись в детскую кормить этого ребенка, призналась мне украдкой, что так счастлива не была никогда.

— Даже немножечко устала, так мне хорошо, — сладко вздохнула она, с нежностью глядя на малыша, с причмокиванием сосущего грудь.

— Конечно, устала, — умилилась я, — такое чудо на свет произвести.

Думаю, это нелегко.

— Да, нелегко, — согласилась она и зевнула. Я встревожилась.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — успокоила она меня.

— И ничего плохого не ощущаешь?

— Нет, разве что легкую слабость.

— Слабость? Конечно, слабость! Разве можно сразу оправиться после родов? А мы, глупые, целый банкет устроили. Тебе нужно отдохнуть. Иди приляг.

Жанна с тревогой посмотрела на меня.

— А ребенок?

— За него не беспокойся. Здесь, в соседней комнате, твоя мать, и я с удовольствием присмотрю за малышом.

— Правда? Тогда и в самом деле пойду отдохну, — сказала она, укладывая малыша в кроватку.

Я осталась в комнате одна. Нет, не одна, конечно. Младенец лежал в двух метрах от меня, утопая в кружевах. Накушался досыта и, посапывая, крепко спал.

Он был не такой, какими обычно бывают новорожденные: не красный, не желтый, а беленький и с румяными щечками. Из-под чепчика выглядывала длинная черная челочка, пухлые губки сложились гузкой, в центре мордашки — похожий на пуговичку носик.

Я не могла наглядеться. Сердце мое таяло от нежности и любви.

"Боже мой, — думала я, — и мы хотели такое чудо извести. Лишить жизни.

Изверги! И главный изверг я. Какое счастье, что Жанна оставила это существо, кто бы ни был его отец. Хотя совершенно очевидно, что ребеночек совсем не похож на моего Евгения. А ему, малышу, и это безразлично. Вон он, пупсик наш, спит и совсем не переживает по этому поводу".

В детскую зашел Михаил.

— А Жанна где? — встревожился он.

— Спит, — шепотом ответила я. — Устала девочка, слишком много положительных эмоций.

Миша подошел к кроватке и с любопытством посмотрел на малыша.

— Надо же, неужели это мое произведение? — чисто риторически спросил он, но меня эта фраза неприятно кольнула.

— Твое, твое, можешь не сомневаться, — поспешила заверить я.

— Да знаю, — рассмеялся он. — Странные испытываю чувства. С одной стороны, хочется его на руки взять, а с другой стороны, страшно этого боюсь.

Скорей бы мама приехала. Я уже звонил ей вчера.

«Чертов маменькин сынок!» — мысленно возмутилась я, совершенно не испытывая тоски по Елизавете Павловне.

— Очень жалко, что он родился на месяц раньше, — вглядываясь в личико сына, сказал Михаил. — Если он сейчас весит три килограмма, сколько же он весил бы через месяц? Настоящий был бы богатырь!

— И хорошо, что не богатырь, — торопливо возразила я. — И хорошо, что не стал дожидаться срока, нетерпеливый он наш, зато Жанне легче было произвести его на свет.

В детскую завалила толпа подвыпивших друзей Михаила.

— Куда пропал Папаша? — радостно загалдели они.

— Папаша наслаждается общением с сыном!

— Он его уже воспитывает!

Мы с Михаилом зашикали. Друзья мгновенно преисполнились важности и на цыпочках проследовали к кроватке.

— Не подходите близко, — строго приказала я. — На вас полно микробов.

Эти здоровые лбы, многоуважаемые мужи в галстуках… Короче, столпы бизнеса, столпившись у кроватки младенца, стали сами похожи на младенцев.

Принялись друг друга толкать, гримасничать и шепотом называть друг друга бациллами. Потом все дружно сошлись во мнении, что малыш — вылитый отец, особенно нос, губы и глаза. Учитывая, что изучаемый объект спал, как они определили последнее, неясно, но меня это вполне устраивало. Михаила тоже. Он просиял от удовольствия и охотно откликнулся на предложение друзей пойти выпить «за здоровье его сына».

— Софья Адамовна, а вы? Разве не пойдете? — спросил он, выходя из комнаты.