Киллер

Я убрал свою цель. Могила выкопана. Тело в гробу, и его опускают в землю. Все на самом деле сделано. Миссия завершена.

Хотя, эта женщина в тандеме с моей тупой совестью омрачают все. Я подверг себя риску, всего лишь помогая ей. Если она помнит что-либо о том дне, значит, знает, что я тот, кто убил ее мужа. Судя по тому, как она вела себя возле меня, не думаю, что она испугается сразиться со мной в том, кто ответственен за его смерть. Даже если в конечном итоге это она стала спусковым механизмом, я был тем, кто передал ей оружие.

Не думаю, что ей это понравится.

От одной только мысли об этом у меня на губах расползается улыбка.

Обожаю, когда люди злятся на меня. Из этого получается прекрасное шоу.

Она не знает, что я здесь, но ей и не нужно. Я наблюдаю за ней несколько дней, слушая разговоры, надеясь поймать что-то, что укажет на то, что она помнит. Если она соберется рассказать кому-то то, что знает, лучше я подготовлюсь, чем пожалею после.

Не могу сказать, что доволен тем, как она держит руку мужчины рядом с собой. Не только потому, что я трахнул ее, блядь, нет, я никогда не ревную. Нет, я ненавижу это, потому что это означает, что они сближаются… а тот, с кем она сближается, в итоге узнает правду. Никто не в безопасности. Никому нельзя верить. Все превратятся в моих врагов в мгновение ока.

Мне лучше не убивать больше, чем это необходимо, но, если она начнет охоту за правдой, я не могу ничего обещать. Даже если она станет меня умолять, хотя... я бы даже хотел это услышать. Я уже различаю ее хриплый голос, умоляющий меня пощадить ей жизнь, пока она прикасается к моему телу своим мягкими пальцами. В таком отчаянии спасти себя, что даже позволит себя трахать, снова и снова, пока в конечном итоге я все равно ее не убью. Потому что такова моя натура.

Для всех, кто появляется в моей жизни, у меня только одно правило: не переходи мне дорогу, или я убью тебя к чертовой матери. Исключений — ноль. Только то, что у вас между ног вагина, не означает, что у вас меньше шансов умереть.

Я фыркаю, когда толпа у могилы начинается расходиться, за исключением мистера и миссис, держащихся за руки. Она опирается на него, и он крепко обнимает ее за талию. Оууу… они обнимаются. Как мило. Сейчас блевану.

Если бы не потребность наблюдать за ней, дабы убедиться, что она никому ничего не расскажет, я бы отправился туда, и бросил его в могилу к тому второму ублюдку. Так или иначе, место их обоих там. Ага, я знаю, что они — братья, я также знаю, что ни одного из них нельзя назвать ангелом, даже если они рисуют себя такими. Гребаные лжецы, все они, включая ее. Они все — живое воплощение лжи, и они знают об этом. И вот здесь я задаюсь вопросом, когда, мать их, они очнутся, и увидят, что, черт возьми, делают.

Как бы жаль мне ни было, но станет лишь хуже. Парень рядом с ней ласкает ее щеку, когда она смотрит в его глаза. Она выглядит печальной, даже сбитой с толку, но с расстояния я не могу точно сказать. Хотя, что я могу отчетливо увидеть, так это то, что он наклоняется к ней, чтобы поцеловать.

Ебаный ад.

Теперь я его хочу убить тоже.

К счастью, она быстро поджимает губы и отстраняется от него. Думаю, дорогой деверь не понимает намека. Конечно. Ни один поцелуй не сравнится с моим. Я, скорее всего, до сих пор преследую ее в снах… и кошмарах… но по-другому я бы и не сделал.

Глава 7

ВАНЕССА

Когда Артур прижимается губами к моим, чувство такое, словно я отправилась на небеса. Часть меня взмывает ввысь, когда я позволяю ему поцеловать себя, ослепленная его внезапным вниманием. Это заставляет меня почувствовать себя желанной — такой, какой я не ощущала себя очень давно.

Хотя, это неправильно. Не сейчас. Не здесь. Даже если поцеловать его — это самое прекрасное чувство, которое я сейчас ощущаю…. Я не могу поцеловать Артура. Пока. Еще слишком рано. Это ощущается неправильно. Что подумают люди? После смерти Филиппа прошло очень мало времени.

Я кладу руку Артуру на грудь и отталкиваю его, создавая расстояние между нами.

— Я не могу, — шепчу я.

— Прости. Мне не стоило, — произносит он, глядя в землю. — Мне ненавистна мысль о грусти на твоем лице.

Инстинктивно тянусь рукой, чтобы приласкать его щеку.

— Я знаю. Все в порядке.

Он хмурится.

— Я пытаюсь бороться с этим, Ванесса. Правда, пытаюсь, — он вздыхает. — Это все моя вина.

— Прекрати, не говори так. Не ты причина его смерти.

— Нет, но я делаю вещи еще более запутанными, чем они уже есть.

— Как? — спрашиваю я, вскидывая голову.

Он улыбается мне.

— Я и до этого желал тебя, Ванесса. Не стану лгать. Я пытался скрыть это ради тебя… ради моего брата.

Я опускаю пальцы на его губы

— Не говори больше ничего.

Он кивает, понимая, что сейчас не время для признания в любви.

Сейчас время для скорби. Даже если мы не ощущаем печали от смерти Филиппа, наименьшее, что мы можем сделать, это уважить тех, кто скорбит.