Киллеръ для венценосной особы

– Так вы это, товарищ старшина, неправильно поняли. Они там того…

– Чего – того?

Бугаев сделал двумя руками жест, как будто несколько раз поднял и опустил деревянную «бабу» для забивания свай. Старшина недоуменно взглянул на своего подчиненного:

– Чего-чего?

Бугаев застеснялся еще больше и, соорудив из большого и указательного пальца левой руки колечко, несколько раз сунул в него указательным пальцем правой руки. Дежурный смотрел на него, как на спятившего.

– Ты словами можешь сказать, мастер пантомимы?

Сержант скосил глаза на носки своих ботинок и, тяжело вздохнув, признался:

– Могу, товарищ старшина. Трахаются они там, аж перегородки трясутся.

Старшина не смог сдержать смеха – очень уж было забавно наблюдать тотальное смущение громадного детины, только что отслужившего срочную в армейском спецназе.

– Бугаев, ты что? Бабы голой не видал?

– Почему? Видал я все… Просто мало ли… Неудобно все-таки…

Дежурный глянул схему выставки, прикинул возможные маршруты и сказал, закидывая автомат за спину:

– Ладно, пошли, красна девица… Хотя нет…

По лицу старшины пробежала тень тяжелого воспоминания, он сразу как-то собрался, сжался стальной, готовой к действию пружиной.

– Подозрительно все это… Усольцев-то, земля ему пухом, в позапрошлом году так на гранату нарвался… Похожий был случай. А, да ты не помнишь, ты позже пришел.

Старшина задумчиво побарабанил пальцами по телефону, видимо, решая – не доложить ли начальству о происшествии и не затребовать ли подкрепление. Опасение показаться паникером все же пересилило, и он решительно убрал руку с аппарата.

– Зови еще Бойко, пойдем группой; Стрельцов пусть за входом следит. Инструкция такая – никого не пускать, пока мы не вернемся. Сказку про семерых козлят знаешь? Вот типа так. Не пускать никого.

Бугаев не совсем понял, при чем тут козлята и вообще к чему такие предосторожности, но все же с готовностью ответил:

– Так точно!

Резкая перемена настроения начальника заставила его насторожиться без размышления, по старой спецназовской привычке безусловно повиноваться любой команде. Меньше думаешь – дольше живешь. Крикнут «Ложись!» – падай, не крути башкой… Крикнут «Огонь!» – лупи во все стороны и не спрашивай, где враг. Потому что враг может быть везде.

В 21:25 три массивные фигуры молча, не производя лишнего шума, двинулись от караульной будки в направлении 214-й секции зоны А. Автоматы по приказу старшего группы были сняты с предохранителя и поставлены на боевой взвод.

Глава 8

В отличие от сержанта Бугаева Петр Иванович располагал изрядным опытом по части женского пола. Не то чтобы он развратничал, просто за двадцать лет активной холостой жизни волей-неволей наберешься знакомств всех категорий интимности. Если бы Петр Иванович занялся подсчетом своих малоформатных романов, он, без сомнения, потратил бы на это занятие уйму времени, да и то без всякой гарантии, что никого не позабыл. Казалось бы, при такой отзывчивости затруднительно остаться неокольцованным даже и два года, не то что двадцать – но у Петра Ивановича как-то получилось, и даже без особых усилий с его стороны. Многочисленные дамы поселялись в его сердце на недельку или на месяц, в крайнем случае на полгода, а потом куда-то незаметно съезжали, процарапав на ближайшем коронарном сосуде тоненькую, едва заметную надпись: «Здесь была…» Несмотря на-испещренность этими трогательными заметками, сердце Петра Ивановича продолжало биться ровно и спокойно, отсчитывая положенное между рождением и смертью число ударов.

Поначалу казалось, что неожиданно возникшие отношения с Анной Даниловной не обещают выйти за пределы обыкновенного порядка вещей. Безусловно, с обеих сторон наблюдалась и нежность, и самая искренняя симпатия; но, как бы то ни было, очень трудно назвать возвышенным интимное знакомство двоих весьма взрослых коллег по работе. А если учесть, что оно, то есть знакомство, произошло буквально на рабочем месте, на пошлом кожаном диванчике, наспех разложенном между запасными экспонатами, да еще и с использованием халявных супертонких презервативов, – тогда и вовсе язык не повернется говорить о романтике.

Однако в тот знаменательный день в 14-м павильоне образовалась какая-то особенная атмосфера, или, может быть, аура; в общем, нечто такое, что заставляло всякое событие, даже самое обыденное, приобретать ближе к полуночи какой-то особенный смысл. Да-да, пожалуй, так можно сказать: образовалась атмосфера сгущенного смысла, с максимальной плотностью в районе полуночи. В такой обстановке адюльтер менеджера и секретарши на кожаном диванчике, имевший место около девяти часов вечера, имел все шансы перейти во что-то более серьезное, способное наконец нарушить череду любовных разочарований обоих участников.