Киллер к юбилею

Поимка Виктора Пастухова превратилась в охоту на обложенного со всех сторон волка. Он ещё метался, но вырваться уже не мог. От ворот его отсекли огнем из карабинов, а больше бежать было некуда. Глубокий снег вокруг территории поместья смотрелся бескрайним океаном вокруг острова — можешь попытаться переплыть, но это всё только от отчаяния, потому что — непреодолимо. Виктор пометался по дорожкам, а потом его, периодически постреливая для острастки в воздух, загнали в дальний угол огороженной территории и даже дали возможность добраться до забора, что он проделал не без труда, потому что здесь снег был особенно глубок. Но когда Пастухов, затратив неимоверные усилия, перевалился всё-таки через забор, там его уже поджидали. И он, запыхавшийся и обессилевший, даже не пытался оказать сопротивление, когда ему крутили руки.

Виктора приволокли в гараж и приковали наручниками к металлической трубе. Он бормотал что-то бессвязное — и из всего, что он говорил, понять можно было только отдельные слова. Китайгородцев рывком поднял голову своего пленника. Взгляд Пастухова был неподвижный и бессмысленный. Анатолий сразу всё понял.

— Врача ко мне! — распорядился он. — Приведите Вознесенского!

Виталия Степановича привели уже через несколько минут. За это время Китайгородцев пытался расспросить Аниного друга о вчерашнем происшествии в лесу. Но ответа не добился.

Едва увидев прикованного к трубе Пастухова, доктор смешался.

— Ваша работа? — сердито спросил Анатолий.

— Это не я! Это Ромка. Я этому парню отказал, а он к Ромке обратился. Роман с ним поделился, дал дозу.

— И что теперь прикажете с ним делать?

— Ничего, — вздохнул доктор. — Надо ждать, пока его отпустит.

Оставалась еще Аня. Китайгородцев поднялся к ней. Она была в своей комнате и выглядела испуганной. Наверное, ей уже рассказали о том, что произошло.

— Я хочу с вами поговорить, — сказал телохранитель голосом, не предвещавшим собеседнице ничего хорошего.

— О чём?

Такое впечатление, что она вот-вот расплачется. Покусывает губы. Мнёт в руках кружевной платочек.

— О вчерашнем дне. Где вы были вчера со своим другом?

— Катались.

— Где?

— В лесу.

— Где?

— Чего вы от меня хотите? — Аня прижала руки к груди, а в глазах её была такая нестерпимая мука и одновременно полное непонимание того, что происходит…

Китайгородцев готов был поверить в то, что она — ни при чём.

— Я хочу знать, где именно вы вчера катались на своем снегоходе. Маршрут!

— Ну, как вам объяснить? Сначала ехали по дороге…

— По какой дороге?

— По той, что ведёт от ворот.

— Вы выехали из ворот и поехали по дороге?

— Да.

— Дальше!

— Мы доехали до шоссе, повернули.

— Куда повернули? Направо? Налево?

— Направо.

— В сторону города?

— Да.

Это было не то, что ожидал услышать Анатолий. Но он сделал вид, что нисколько не удивился. Только и сказал на это:

— Хорошо, допустим. Что дальше?

— Проехали немного и снова повернули.

— Куда?

— Налево.

— То есть вы съехали с трассы?

— Да.

— И куда же пролегал ваш путь?

— Там есть база отдыха. Называется «Солнечная». Мы ее зовем «Солнышко». Туда и поехали.

— Зачем?

— Кататься. Там весело, — Аня судорожно вздохнула. — Там много знакомых.

— Вы их видели?

— Ну, конечно!

— И они вас — тоже?

— Естественно!

Её, кажется, даже удивила такая постановка вопроса.

— Перечислите, пожалуйста, всех, с кем вы общались.

— Это мои друзья. Аня, моя тезка. Мы вместе учились в школе. Она была со своим мужем.

— Мужа как зовут?

— Вадик.

— Кто ещё был?

— Мой одноклассник, Гриша. Но он потом ушёл.

— Откуда он ушёл?

— Мы катались на снегоходе…

— На каком? На этом вот, вашем?

— Да. По очереди. Потом пошли в кафе. Там есть кафе… Шашлыки, салатики, горячий грог… Мы посидели там, потом Гриша ушёл.

— Значит, вы остались вчетвером?

— Впятером.

— А пятый кто?

— Таня. Это девушка Григория.

— Он ушёл, а Таня осталась?

— Они поссорились. Мне даже неловко было. Всегда неловко бывает, когда посторонние люди при мне ссорятся. И мы уже потом недолго там оставались.

— Уехали?

— Да.

— Куда?

— Домой.

— Опишите маршрут.

— Так же и ехали. По дороге — до шоссе, потом по шоссе немного, потом — свернули к дому.

И получалось, что в той стороне, где исчез тапаевский охранник, и где Китайгородцев нашёл следы крови, эти ребята даже не появлялись. Потому что это было совсем в другой стороне. То, что Аня рассказывает про базу отдыха — это уже почти что алиби. Потому что людей там много, а снегоходов, почти наверняка, раз, два — и обчёлся. И Аню с её спутником должны были запомнить. И если их вспомнят, можно будет сопоставить время, чтобы окончательно убедиться в том, что Аня говорила правду. Анатолий поверил бы ей, прямо сейчас бы поверил — если бы не её поведение… Если бы не то, как она сейчас рассказывала. Потому что за её словами что-то скрывалось. Чего-то она недоговаривала.

— А вы со своим другом не ссорились?

Взмах ресниц и пауза.

— Вам было весело там, на базе отдыха?

— Да.

А здесь, в доме, Китайгородцев видел ее уже растревоженной.

— Аня, скажите мне, пожалуйста: что произошло по дороге домой? Что случилось?

И снова взмах ресниц. Настороженность и удивление во взгляде. Не ожидала, что ему что-то известно…