Киллер рядом - к покойнику (Сборник)

Павел Евстафьев совершенно не походил на своего брата Маркина-Моська – ни внешностью, ни манерами, ни голосом, ни осанкой. Впрочем, как выяснилось, у них были разные матери, и потому такая несхожесть двух единокровных (т. е. имеющих общего отца) братьев не казалась удивительной.

Павел Евстафьев, в полную противоположность своему невзрачному, блондинисто-рыжему и низкорослому братцу, был высокий породистый брюнет с красивым самоуверенным лицом и такого атлетического сложения, что ему более приличествовало работать охранником в элитной коммерческой структуре или штатной единицей спецназа ФСБ, чем адвокатом.

Впрочем, каждый, кто слушал больше минуты его неторопливый бархатный баритон, великолепно поставленный и интонированный, понимал, что перед ним – очень квалифицированный и прекрасно знающий цену себе и другим ас столичной адвокатуры.

Он приехал в Калининград по просьбе своего брата и тут же заявил Владимиру, что, вне всякого сомнения, не сумел бы выкроить времени для него, Свиридова, в своей загруженной московской практике, если бы не личная просьба Вячеслава. То бишь Моська.

Евстафьев подчеркнул, что он глубоко признателен Владимиру за то, что тот сделал для его взбалмошного и беспокойного родственничка, а потом, понизив голос, добавил:

– Если мне не изменяет память, последним вашим местом работы была служба безопасности олигарха Маневского, не так ли? Помню, тогда шли большие пересуды, а отдельные граждане из Администрации Президента намекали мне лично, чтобы я отказался от защиты сотрудников «секьюрити» Маневского, дабы не иметь значительных проблем.

– Да, было дело, – сказал Владимир. – Но вот теперь все повернулось по-другому, и я оказался в незавидной роли экс-официанта бандитского ресторана, привлеченного к суду за похищение и убийство.

– Откровенно говоря, я очень удивился, когда узнал, что вы находитесь в Калининграде. В столице есть много людей, которые готовы навестить вас или послать людей. Сами понимаете, что в таком случае вам не потребовались бы услуги московского адвоката. Хватило бы услуг и калининградского похоронного бюро. …И вот теперь Павел Евстафьев вошел в камеру Влада уверенным твердым шагом и, проследив, чтобы дверь камеры тщательно закрыли, уселся и, положив на колени черный кейс, произнес:

– Сегодня на суде ты держался неплохо. По-моему, на граждан присяжных заседателей ты произвел неплохое впечатление. Даже если учесть, что им, вероятно, презентованы неплохие суммы от Котова.

– Всем?

– Я навел справки. Не все берут. В частности, нам повезло, что обвинение ведет зампрокурора Скляров, который не подчинен непосредственно губернатору области и потому не имеет особых прихватов с Котовым. Более того, мне кажется, что отношения Склярова и Котова далеки от идеальных.

– Откуда такая информация?

– Это моя профессия – среди всего прочего добывать такие факты, которые могли четче вырисовать ситуацию и спрогнозировать возможное ее развитие. В конституционных рамках и вне оных.

Евстафьев вынул из кейса маленький диктофон и проговорил:

– Но что меня особенно беспокоит, так это поведение… Смоленцевой. Твоей жены. Я не могу сказать, что она говорит совсем уж не то, что бы нам хотелось, но тем не менее прослушай еще раз ее сегодняшнее выступление на суде.

– Да я и так помню каждое слово.

– Тут важны не столько слова, сколько интонации и ее манера себя держать. Одним словом – прослушай.

Свиридов кивнул.

Евстафьев включил диктофон, и послышался четкий, хоть и несколько хрипловатый и приглушенный голос Алисы:

«…Я уже говорила о тех обстоятельствах, которые сопровождали мою со Свиридовым поездку на дачу. Свидетель защиты уже подтвердил, что Свиридов попросил у него ключи от дачи, которая находилась в закладе, и сказал, что гарантирует порядок и возвращение ключей через два-три дня. Свиридов находился не в самом благополучном душевном состоянии после того, как его в буквальном смысле вышвырнули с работы… присутствующий здесь гражданин Вейсман подтвердит, что обстоятельства, приведшие к этому увольнению, были не самыми ординарными и… скажем так, радужными. Мы уехали с ним на дачу и прожили там двое суток – до самого момента, как произошло это… несчастье.

– Хорошо, – послышался голос прокурора Склярова, – остановитесь на том, что вы показали касательно происшествия в пляжном домике.

– Я пошла на пляж, в то время как Владимир поехал за продовольствием в ближайшую деревню…

– Во сколько он уехал?

– Примерно часов в шесть, в начале седьмого. Да, где-то минут пятнадцать седьмого.

– То есть в шесть часов вечера пятнадцатого сентября он был на даче?

Пауза. Потом голос Алисы не очень уверенно ответил:

– Да.

– Кто может это подтвердить?

Снова пауза и тягостное молчание. Потом голос Смоленцевой ответил:

– Вероятно, никто. На дачах в те два дня было пустынно… дни будние, все в городе на работе.

– Так что вы единственная, кто может подтвердить, что в шесть часов Свиридов был на даче, а не в городе, скажем, когда именно в это время происходила…

– Протестую! – послышался спокойный голос Евстафьева. – Обвинению не следует валить в одну кучу…»