Киллеров просят не беспокоиться

Марина вдруг схватила его за руку и резко остановила. Нестеров немного взволновался.

-- Подождите меня, хорошо? Поможете мне вынести чемоданы, хорошо?

Нестеров согласился, но все-таки спросил, куда это собралась новобрачная. Уже на лестнице, с искаженным лицом, толкнула ногой, захлопнула дверь и зло проговорила, причем на чистом русском языке:

-- Новобрачная? Елки. Контракт новобрачная расторгает. Пусть его сынуля хоть зарежет меня. Я с этим вонючим маразматиком за его деньги больше жить не хочу. Это стоит слишком дорого. Гораздо дороже, чем те две тысячи долларов, которые они мне платят. А институт... В другой поступлю, где зайти за пятеркой преподаватели не зовут на дом.

Нестеров поднес ее вещи к обочине дороги и попрощался вторично, ни слова не сказав, а лишь слегка кивнув головой.

Сначала он зашел в церковь Спаса на Берестове, в усыпальницу Мономахов. Ее отреставрировали. Он поклонился основателю Москвы и низом пошел ко входу на территорию Киево-Печерской лавры. Это был незаметный пустынный вход, который скрывался в высокой сухой траве и седых деревьях. Нестеров медленно побрел вниз, на территорию Ближних пещер.

Как наркотик, всякий раз тянул его к себе холод этих пещер, этих подземных ходов и келий, темнота ниш, в которых лежали святые мощи древних чудотворцев, сусальные блики тесных подземных церквей, всплеск черных монашеских сутан. Однажды вдохнув этот воздух, он каждую осень стремился в Лавру, в пещеры, к монахам. Его пустили в Крестовоздвиженскую церковь, дали в руки свечку и благословили на спуск в узкий беспросветный омут. Нестеров сошел по земляным ступенькам, несколько раз повернул, пока наконец не оказался в первом коридоре, по стенам которого стояли гробы с мощами. Он застегнул пальто и потеплее укутал горло шарфом. Начался озноб, холод пробирал его до костей. Вдали мигали, мелькали, проносились быстрые огоньки -- монахи готовились к вечерней службе.

Нестеров остановился перед широкой земляной кельей, в которой тоже, еле различимые, стояли стеклянные гробы схимников. Непроизвольно он стал молится. Молиться он не умел и вдруг поймал себя на мысли, что молится. Он рассказывал Богу про Наташу, про этот несовершенный человеческий мир и про совершенную женщину, которую встретил, он рассказывал о ее недавней смерти и чистой душе, о том, что она заслуживает милости и спасения. Он не знал, откуда берутся нужные слова, но понимал, что может одной-единственной мощной мыслью своею охватить сразу всех дорогих ему людей и поднести их в своем воображении к Господнему оку для благословения. Вот как молился Нестеров. Он ничего не просил в своей молитве: ни наказания убийцам, ни благополучия родным, он только дивился потоку сознания, льющемуся сквозь него.

Внезапно он вспомнил, что Никиту Семеновича Крекшина он видел семь лет назад в сером "вольво". Машина ждала у ворот дома на Старом Арбате и увезла от него его давнюю возлюбленную -- Марину. Это был тот человек, лощеный щеголь, который положил ей руку на плечо, и смотрел по сторонам, когда взгляды Нестерова и Марины столкнулись и застыли.

Нестеров не удивился и не обрадовался своему открытию. Он принял его спокойно и достойно, как принимают подтверждение своей правоты.

Он не стал находить университетских подруг Наташи или Никиты, чтобы выяснить, каковы были их отношения. Он только прошелся по городу от Крещатика до Золотых ворот и обратно к Софии и Андреевскому спуску и посмотрел на Киев Наташиными глазами. Она так хотела этого.

В Москву Нестеров прилетел на следующий день. Где он блуждал всю ночь, где пил кофе, где спал, он не помнил. В десять часов машина подвозила его к дому в Серебряном переулке. Он никому, кроме своего водителя, не сообщил о своем приезде, и если бы Женечка и догадалась по отсутствию "Волги" о том, что Нестеров -- в Москве, разыскать его она бы не смогла.

Он хотел сам выйти на человека, который в разные годы отнял у него двух прекрасных женщин.

4

Он увидел ее в окне, выходившем на Арбат. Ее нельзя было не заметить: все окна в этом доме были закрыты плотными жалюзи или раздвижными занавесками, тяжелыми гардинами или цветастыми шторами, а она мелькнула на белом фоне и исчезла, нарушив эту монотонную немоту фасада. Значит, она все еще с ним, живет в этом доме, в богатстве и роскоши, которые предпочла Нестерову, с его безумными походами по городу и поездками в подмосковные усадьбы и монастыри.

Николай Константинович решил идти напролом. В Киеве это ему сошло с рук, и теперь он не волновался. Ему казалось, что Никиты дома нет, а своей интуиции он привык доверять. Вошел в небольшой, уставленный автомобилями дворик и подошел к нужному подъезду.

Подъездная дверь была заперта на кодовый замок, шифра которого Нестеров, естественно, не знал. Пришлось дожидаться, пока кто-нибудь не выйдет из подъезда. Его служебный автомобиль стоял на выезде со двора, так чтобы его было не очень-то видно, но чтобы водитель мог наблюдать за дверью.