Киллеры не стареют

Миновав замусоренный дворик. Люба подошла к избе, выдернула из пробоя с металлической накладкой тонкую щепку, заменявшую навесной замок, и распахнула протяжно заскрипевшую дверь. Следом за хозяйкой Кухнин вошел в избу. Жилище Борщевской представляло собой типичное логово спившихся людей. Железная кровать с замызганной подушкой и ворохом тряпья. Вся в трещинах кирпичная плита. На ней – пустая кастрюлька с алюминиевой ложкой и черный от копоти чайник. На одной из закопченных стен тихо бормотал старенький радиодинамик. На колченогом столе – сваренная в мундире картофелина, переспевший до желтизны большой огурец и пара пластмассовых стаканчиков из-под мороженого. Возле стола – два укрепленных проволокой стула. Над столом, между подслеповатыми окнами без занавесок, был приколот кнопками густо засиженный мухами цветной портрет Брежнева в маршальской форме.

– Где взяла? – указав взглядом на него, спросил Кухнин.

– Злые люди выкинули, а я подобрала. Нельзя такому лапочке гибнуть на свалке, – Люба послала портрету воздушный поцелуй. – Интересный полководец, правда?

– Вместо иконы повесила?

– Когда выпью, поговорить охота, а говорить-то не с кем. Только с маршалом и беседую.

– Ну, и что от него слышишь?

– Помалкивает бровеносец. Сказать ему нечего. Заставил державу горбатиться на вооружение. Наворочали такую уймищу смертельной техники, что револьверы за ненадобностью уже как мусор стали разбрасывать… – Борщевская, нагнувшись, достала из-под кровати пистолет с глушителем на конце удлиненного ствола и небрежно подала его Кухнину. – Держи, гражданин начальник, мою находку и составляй протокол о добровольной выдаче. Не хочу из-за шпалера новый срок мотать.

Не успел участковый как следует осмотреть «находку», в избу вошли Слава Голубев и эксперт-криминалист Тимохина в форме майора милиции. Под запись Борщевская повторила рассказанное Кухнину, не добавив ни одного факта.

Когда юридические формальности были закончены и милицейская компания отправилась в лесопосадку осматривать место происшествия, Люба сразу же сорвала зубами пробку с поллитровки «Столичной». Присев к столу напротив брежневского портрета, трясущейся рукой набулькала полный стаканчик водки и выпила одним махом. Взялась было сдирать кожицу с картофелины, но быстро отложила ее в сторону. Вместо закуски выпила еще половину стаканчика. Минут через пять питейная процедура повторилась в строгой последовательности. Неловко поставленная на стол бутылка начала валиться. Люба мгновенно поймала ее, поставила аккуратно и, погрозив пальцем, рыкнула:

– Стоять!.. Зар-р-раза…

А через час, когда поллитровка опустела, Борщевская откинулась на спинку стула и немигающим взглядом уставилась в портрет. Осуждающе покачав головой с белесыми слипшимися волосами, заговорила:

– Ну, что, маршал?.. Погорели мы с тобой?.. Нет, я – не на мокрухе, а ты – не на скачке. Тебя, лапочка, не только мухота, но и лизавшие твою попочку дружбаны обкакали, как последнего фраера… А я с перепугу, что загребут в ментовку с конфискацией поллитры, раскололась хуже лягавой сучки… – Скрежетнув зубами, Люба зажмурилась и с пьяным надрывом затянула:

Вот и верь после этого людям,
Отдалась я ему при луне.
А он взял мои девичьи груди
И узлом завязал на спине…

Словно очнувшись, Люба опять уставилась в портрет:

– Извини, бровеносец, не хмурься… Это я шучу. Или тебе не нравится, что выпиваю в одиночку?.. Каюсь, батюшка, грешна… Почему пью?.. Потому, что малолеткой сосала изобретенную твоей кодлой гнилушку с красивыми названиями… «Золотая осень», «Солнцедар»… Как вспомню, так вздрогну… Тьфу, гадость!.. Маршал, ты помнишь тот Ванинский порт?.. Ах, нет, ты за колючей проволокой не сидел. А я четыре цветущих года прослужила во внутренних войсках, которые внутри зоны сидят. Ничего там хорошего нет… И участковый Кухнин, чтоб ему ни разу в жизни не опохмелиться, хочет снова меня утыркать на три зимы и три лета… Вот менту ретивому!.. – Люба резко показала портрету кукиш. – Хрена с два он теперь из меня вытянет, что знаю… Хватит и того, что сдуру ляпнула… Ну, зачем я сказала о встрече с Геннадием Никифорычем перед самой стрельбой?.. Теперь с моей подачи менты повяжут щедрого мужика за убийство… Интересно, куда он затырил мордоворота в омоновском прикиде?.. Никифорыч мировецкий мужик, а сучка заложила его ментам. Ну, кто я после этого?.. Эх, курва!..

Борщевская наотмашь сбила со стола пустую бутылку. Тупо посмотрела на разлетевшиеся со звоном по полу осколки стекла и, навалившись грудью на стол, зарыдала в пьяной истерике.

Глава VIII