Килограмм молодильных яблочек

— Извини, Яна, я стала невольным свидетелем. У меня нет такой привычки подслушивать, но, когда Ричард произнес свою первую фразу о том, что он хочет уйти из семьи, я словно превратилась в каменное изваяние и не смогла сделать ни одного шага. Я все слышала, бедная ты моя! Какой позор на мою седую голову! Я воспитывала этого дрянного мальчишку с десятилетнего возраста, заменив ему родителей. Как я гордилась успехами моего мальчика в школе, в институте, в армии! Как я радовалась, что он пришел живым с войны! Ричард вернулся с наградами! Он был для меня больше, чем сын! Я всю жизнь посвятила ему и считала, что моему мальчику незаслуженно послана кара небесная — неудачи в личной жизни. Сначала это были его многочисленные подружки, проходящие через его спальню, словно стая пираний. Потом этот его неудачный брак с Дашей, законченной наркоманкой, которую он не смог вытащить из этого ада и во всем обвинил себя. Я переживала за моего мальчика, видя, как он страдает. Именно тогда в его жизни появилась ты. Признаюсь, да ты и сама знаешь, я была в шоке от тебя. Ты возникла в его жизни, как торнадо, сразу посшибав всех с ног. Я думала, что ты — худшее, что могло повстречаться Ричарду на его жизненном пути. Помнишь, ты завалилась к нам в дом ночью пьяная и в крови? Тут же посыпались какие-то преступления, убийства, расследования. Ричарда били, в него стреляли, но как-то странно твое поведение на него подействовало. Оно вывело его из состояния шока после потери жены, видимо, по принципу — клин клином вышибают. Глядя на твои злоключения, свои он забывал моментально. Тогда я поняла, что Дик привязался к тебе и что он счастлив. Я не могла этого принять сердцем, но факт оставался фактом. Ты знаешь, Яна, я даже и тогда, когда вы стали жить вместе, все равно относилась к тебе с недоверием.

— Я помню… — усмехнулась Яна, — вы все время собирались умирать.

— А как ты думала? Не с такой сумасбродной женщиной я представляла тихую, мирную и счастливую жизнь моего мальчика.

— Ты присаживайся. — Яна взяла за руку дрожавшую Агриппину Павловну и усадила ее на удобный диван в гостиной.

— Только потом, много позже, я приняла тебя, Яна. Пусть ты сумасшедшая, неуравновешенная, импульсивная, непредсказуемая особа, зато ты честная, прямая, порядочная.

Яна нахмурила тонкие брови, стараясь переварить такое количество сомнительных характеристик.

— У тебя от Ричарда сын — мой внучек Вовочка, моя отрада в старости, — продолжала добивать себя домоправительница, — и я не представляю себе другой жены для Ричарда, и вот как получается… Раньше, положа руку на сердце, я побаивалась, что Дик тебе надоест и ты бросишь его в поисках новых приключений. К тому же он на много лет старше тебя. А теперь он сам посмел такое выкинуть, поменять тебя, как старую, ненужную вещь, мать своего сына. Я не ожидала такой подлости от него! Не ожидала! Я не прощу ему этого! Наверно, я как-то не так его воспитывала, а значит, в случившемся несчастье есть доля и моей вины! Знаешь, Яна, я приняла решение: если он посмеет уйти от тебя, я останусь с тобой. Уйдешь ли ты из этого дома или останешься здесь, я буду с тобой и Вовой! — вытерла слезу Агриппина Павловна.

— Спасибо, — растрогалась Яна.

— И я с вами, — вышел с палочкой гражданский муж домоправительницы Борис Ефимович, вытирая слезу на плохо выбритой щеке с седой щетиной.

Когда-то Яна, подрабатывая частным детективом, вытащила этого пожилого, больного, полупарализованного человека из пансиона для престарелых и инвалидов «Прогресс». Агриппина Павловна выходила его, поставила на ноги, вернее, у нее просто не было другого выхода. Потом Борис Ефимович остался жить у них, так как идти ему было некуда. Постепенно каменное сердце домоправительницы растаяло, и они решили провести остаток жизни вместе.

— Конечно, мой дорогой, мы уйдем отсюда одной семьей, а Ричард пусть живет со своей новой пассией!

Яна задумалась над предстоящей «радостной» перспективой.

После сногсшибательного известия мужа Яна думала, что не сможет заснуть, но все-таки провалилась в забытье. Приснился ей сон. Длинная дорога, утопающая в грязи, и по ней идут: Агриппина Павловна с табличкой на шее «Жертва родственных неувязок», следом за ней ковыляет с палкой Борис Ефимович, а замыкает шествие Яна с Вовой на руках. Лицо ее грязное, глаза блестят голодным блеском, а в руке она держит какую-то тюбетейку, где позвякивают несколько монет, которые ей кто-то положил из милости.

Проснувшись, Яна поняла, что забыла поужинать и умыться на ночь. Часы показывали четыре часа утра. Сон больше не шел. Яна с усилием встала с кровати и спустилась на кухню. После трех чашек кофе ее охватила бессильная злоба, и она начала бить посуду разными изощренными способами. Она выставила чашки из сервиза в ряд и бомбардировала их картошкой. Потом расставила тарелки по полкам и методично, спокойно сметала все веником.

— Это не поможет! — хмуро сказала заспанная Агриппина Павловна, появившаяся в дверях кухни в бархатном халате, с полотенцем на голове.