Километры саванов

Находясь у края стойки, я сидел у самой двери. Мне было интересно наблюдать за уличным движением, а иной раз – за задком вышагивающей из конца в конец тротуара девицы. Внезапно, будто выскочив из-под земли, передо мной возник парень. Из-под серой шляпы над бледным вытянутым лицом выбивались черные космы. Черными были и его глаза, а 1761л поразительно узки. Поверх моего плеча антрацитовые глаза нырнули взглядом в глубь бистро, а потом уставились на меня. Парень улыбнулся, стараясь, но без особого успеха, чтобы улыбка на его узких, как лезвия, губах, выглядела любезной. Взгляд лихорадочно застыл. В то же время я заметил, что он двинул левой рукой. Правая была погружена в карман пиджака. Глядя на меня, он улыбался, а левой рукой делал мне знак отодвинуться. Девица исчезла. Данте Паолици, – его имя я узнал позднее, – был слишком вежлив и слишком щепетилен для злодея. И стал жертвой хорошего воспитания и похвальных чувств. Наконец, поняв его намерения, – есть дни, когда я особенно туп, – я стремительно прижался к стене, чтобы избежать явно не предназначавшихся мне сюрпризов, но для него самого было уже слишком поздно. Мое присутствие заставило его заколебаться, а этих нескольких секунд нерешительности оказалось достаточно, чтобы вспугнуть того или тех, на кого он собирался неожиданно напасть. Оглушающий грохот перестрелки наполнил бистро. Данте Паолици принял свою дозу свинца величественно, словно монарх при исполнении служебных обязанностей, и рухнул в канаву, все еще сжимая пушку в кармане. Предсмертная судорога привела в действие опасный механизм, и над самой мостовой, на бреющем полете, полетели куски металла. Исполнить свою безнадежную серенаду корсиканец прибыл не один. Эстафету принял худой черноволосый малый с бледной физиономией, начавший из подворотни поливать свинцом маленькое спокойное кафе. Тем временем я воспользовался мгновением относительного спокойствия, чтобы смыться. Нет нужды говорить, какой переполох царил на улице. Пытающиеся умчаться с места битвы машины сбились в кучу, так что теперь без динамита их невозможно было бы развести. Не знаю, с кем меня спутал второй гангстер, но он выстрелил в мою сторону, когда увидел, что я удираю. Я укрылся за стоявшим автомобилем и на всякий случай извлек собственный пистолет, преисполненный решимости отправить к праотцам первого же парня, который сочтет меня мишенью. За этой машиной я оказался не один. Там уже укрылась проститутка, и там же почти одновременно со мной приземлился элегантный мужчина в темном костюме. У стремительно присевшей проститутки лопнуло во всю длину слишком тесное платье, но то, что она демонстрировала, явно не растрогало господина, явившегося сюда ни за чем иным, как за краткосрочным сеансом любви. Прикрепленный к его уху слуховой аппарат был совершенно лишним. Даже самый глухой услышал бы шум уличной корриды. Во всяком случае, если он и был глуховат, то слеп не был. Когда он увидел, как я извлекаю свой пистолет, то подскочил и едва не потерял сознание. Девица выглядела не лучше.

Наконец все успокоилось. Вероятно, для ровного счета стороны обменялись еще двумя или тремя выстрелами, и установилась мертвая тишина. Ее нарушил характерный звук полицейской сирены. Закон приближался.

Я убрал свой арсенал и, оставив проститутку и господина оправляться от пережитого потрясения и заняться делом, если потребуется, вернулся в бистро, где подают столь изысканные аперитивы с концертом. Не менее дюжины мусоров в мундирах разгоняли внезапно набежавших зевак, в то время как инспектора пытались собрать сведения о происшествии.

Изрядно помятый, я все же умудрился заглянуть внутрь кафе. Досталось зеркалам и многочисленным бутылкам. Из-за стойки опасливо высовывали головы ничуть не пострадавшие половой и хозяин. Кроме них в заведении никого не оставалось. За исключением покойников в количестве двух. Один валялся у подножия стойки, а второй – поперек электрического биллиарда. За его спиной развороченный пулей механизм проигрывателя снова и снова пережевывал музыкальную фразу из модного шлягера. Данте Паолици оставался в своей канаве, свободно и непринужденно раскинувшись, словно мягким весенним вечером в Аяччо. Его приятель в воротах смахивал на кучу старого белья. Должно быть, четыре легкие души сообща двигались в ад, предвкушение которого только что испытали.

Фараоны в мундирах, эти – вполне живые, продолжали всех осаживать, пытаясь рассеять сборище возгласами "Проходите!", произносимыми самым различным тоном, но чаще всего нервным. Надвигался этап применения тупых орудий. Я уже намеревался им подчиниться, как сами же они мне помешали. Так всегда с ними. Их трудно удовлетворить. Неожиданно меня схватил здоровенный мужлан в темно-синем, а второй запустил руку под пиджак, и я услышал, как третий персонаж говорит:

– Осторожно. Похоже, он вооружен.