Ким

– Добродетельная женщина… и мудрая, – лама стал укладываться, и все члены его, сустав за суставом, становились вялыми, как у утомленного верблюда. – Мир полон милосердия к тем, кто следует по Пути. – Он накинул большую часть одеяла на Кима.

– А что она сказала? – Ким завернулся в свою часть одеяла.

– Она задала мне множество вопросов и предложила решить множество задач; большей частью это – пустые сказки, которые она слышала от монахов, поклоняющихся дьяволам, но лживо заявляющих, что они идут по Пути. На иное я ответил, иное назвал пустяками. Многие носят Одеяние, но немногие следуют по Пути.

– Истинно. Это истинно, – Ким сказал это участливым примирительным тоном человека, который хочет вызвать собеседника на откровенность.

– Но сама она рассуждает в высшей степени здраво. Она очень хочет, чтобы мы вместе с ней отправились в Будх-Гаю; как я понял, нам с ней по пути, ибо нам в течение многих дней придется идти на юг той же дорогой.

– И что?

– Потерпи немного. На это я сказал, что мое Искание важнее всего. Она слышала много небылиц, но великой истины о моей Реке никогда не слыхала… Вот каковы духовные лица, живущие в Гималайских отрогах. Она знала настоятеля Ланг-Чо, но не знала ни о моей Реке, ни сказания о Стреле.

– Ну?

– Поэтому я говорил ей об Искании, и о Пути, и о прочих полезных для души предметах. Она же хотела только, чтобы я сопровождал ее и вымолил ей второго внука.

– Аха! «Мы, женщины, только и думаем, что о детях», – сонно проговорил Ким.

– Однако, раз уж наши дороги на время сошлись, я не думаю, что мы хоть сколько-нибудь уклонимся от Искания, если будем сопровождать ее, хотя бы только до… я забыл название города.

– Эй! – Ким повернулся и громким шепотом окликнул одного из уриев, сидевшего в нескольких ярдах от них. – Где живет ваш хозяин?

– Немного дальше Сахаранпура, среди фруктовых садов, – урия назвал деревню.

– Вот это самое место и есть, – сказал лама. – До этой деревни мы можем идти с нею.

– Мухи слетаются на падаль, – безучастно промолвил урия.

– Больной корове – ворону, больному человеку – брахмана. – Ким тихо произнес поговорку, не обращаясь ни к кому в особенности, но глядя вверх на укутанные тенью верхушки деревьев.

Урия буркнул что-то и замолчал.

– Так, значит, мы пойдем с нею, святой человек?

– А разве этому что-нибудь препятствует? Ведь я смогу отходить в сторону и проверять все реки, которые будут пересекать дорогу. Она желает, чтобы я сопровождал ее. Она очень желает этого.

Ким приглушил взрыв смеха, уткнувшись в одеяло. Он думал, что как только властная пожилая дама преодолеет свойственный ей почтительный страх перед всяким ламой, ее любопытно будет послушать.

Он уже почти заснул, как вдруг лама произнес поговорку: – Мужья болтливых женщин получат великую награду в будущей жизни. – Потом Ким услышал, как он одну за другой взял три понюшки табаку и, продолжая смеяться, задремал.

Рассвет яркий, как алмазы, разбудил и людей, и волов, и ворон.

Ким сел, зевнул, встряхнулся и затрепетал от восторга. Вот что значит видеть мир по-настоящему; вот жизнь, которая ему по душе: суета и крики, звон застегивающихся поясов и удары бичей по волам, скрип колес, разжиганье костров и приготовление пищи, новые картины всюду, куда ни бросишь радостный взгляд. Утренний туман уплывал, свертываясь серебряными завитками, попугаи крикливыми зелеными стаями мчались к далекой реке, заработали все колодезные колеса. Индия пробудилась, и Ким был в ней самым бодрствующим, самым оживленным из всех. Он чистил себе зубы, жуя прутик, заменявший ему зубную щетку, ибо с готовностью перенимал все обычаи этой страны, которую знал и любил. Не нужно было заботиться о пище, не нужно было тратить ни одной каури в ларьках, осаждаемых толпой. Он был учеником святого, которого завербовала старуха, наделенная железной волей. Все будет им приготовлено, и, когда их почтительно пригласят, они сядут и примутся за еду. Что касается прочего, то хозяйка их будет заботиться о том, чтобы их путешествие было приятным. Он придирчиво осмотрел волов, которые подошли, сопя и фыркая под ярмом. Если волы пойдут слишком быстро, что маловероятно, хорошо будет сидеть верхом на дышле, а лама усядется рядом с возчиком. Конвойные, очевидно, пойдут пешком. А старуха тоже, наверно, будет много болтать и, судя по тому, что Ким успел услышать, речь ее будет не лишена соли. Она и теперь уже начала отдавать приказания, наставлять, высказывать недовольство и, надо сознаться, справедливо ругать своих слуг за медлительность.

– Дайте ей ее трубку. Во имя богов, дайте ей трубку и заткните ее зловещий рот, – выкрикнул один из уриев, увязывая свою постель в бесформенные узлы. – Что она, что попугаи. Те и другие визжат по утрам.

– Передние волы! Хай! Гляди на передних волов! – Волы, зацепившись рогами за ось воза с зерном, пятились назад и вертелись. – Сын совы, куда лезешь? – эти слова были обращены к ухмылявшемуся возчику.