Ким

– Это входит в мои условия, – сказал Ким. – Если я не буду видеться с ним и если его отнимут у меня, я уйду из накхлаоской мадрасы и… если уйду, кто сможет найти меня?

– Это правда. Никогда жеребенок не был так слабо привязан, как ты. – Махбуб кивнул головой.

– Не бойся, – Ким говорил так, словно он мог исчезнуть в ту же минуту. – Мой лама сказал, что придет повидаться со мной в мадрасу.

– Нищий с чашкой в присутствии этих молодых сахи…

– Не все! – фыркнув, перебил его Ким. – У многих из них глаза посинели, а ногти почернели от крови низких каст. Сыновья мехтарани, единоутробные братья бханги37.

Не стоит приводить здесь всю генеалогию до конца. Но Ким выразил свое мнение о юных сахибах ясно и без горячности, не переставая жевать кусок сахарного тростника.

– Друг Всего Мира, – сказал Махбуб, подавая мальчику трубку для прочистки. – Я встречал множество мужчин, женщин, мальчиков и немало сахибов. Никогда в жизни не видывал я такого чертенка, как ты.

– Но почему же чертенок? Ведь я всегда говорю тебе правду.

– Может быть, именно поэтому, ибо мир полон опасности для честных людей. – Махбуб Али тяжело поднялся с земли, опоясался кушаком и пошел к лошадям.

– А, может, продать тебе правду?

В тоне Кима было нечто, заставившее Махбуба остановиться и обернуться.

– Что еще за новая чертовщина?

– Восемь ан, тогда скажу, – произнес с усмешкой Ким. – Это касается твоего спокойствия.

– О шайтан! – Махбуб отдал деньги.

– Помнишь ты о том дельце с ворами, в темноте, там, в Амбале?

– Раз они покушались на мою жизнь, значит я не совсем позабыл о них. А что?

– Помнишь Кашмирский караван-сарай?

– Я тебе сию минуту надеру уши, сахиб.

– Не стоит того… патхан. Но только второй факир, до потери сознания оглушенный сахибами, был тот самый человек, который приходил обыскивать твою каморку в Лахоре. Я видел его лицо, когда они тащили его на паровоз. Тот самый человек.

– Почему же ты не сказал этого раньше?

– О, он попадет в тюрьму и несколько лет будет не опасен. Не стоит сразу рассказывать больше, чем это необходимо. Кроме того, я тогда не нуждался в деньгах на сласти.

– Аллах карим! – воскликнул Махбуб Али. – А не продашь ли ты когда-нибудь мою голову за горсть сластей, если вдруг на тебя такой стих найдет!

Ким до самой своей смерти будет помнить это долгое, неторопливое путешествие из Амбалы в Симлу через Калку и близлежащие Пинджорские сады. Внезапный разлив реки Гхагар унес одну из лошадей (конечно, самую ценную) и чуть не потопил Кима между пляшущими камнями. На следующем этапе казенный слон обратил коней в паническое бегство, и, так как они хорошо откормились на подножном корму, потребовалось полтора дня, чтобы всех их собрать. Потом путники встретили Сикандар-Хана, спускавшегося на юг с несколькими норовистыми клячами, которых не удалось продать, – остатками его табуна. И Махбубу, чей ноготь на мизинце больше знал толк в лошадях, чем Сикандар-Хан вкупе со всей своей челядью, приспичило купить пару самых норовистых, а на это ушло восемь часов усердной дипломатии и целая гора табаку. Но все это было чистой радостью: извилистая дорога, которая поднималась, спускалась и скользила все выше и выше между горными отрогами; румянец зари на далеких снегах; ряды ветвистых кактусов на каменистых склонах; голоса тысячи ручьев; трескотня обезьян; вздымающиеся один над другим торжественные деодары с опущенными ветвями; вид на равнины, расстилавшиеся далеко внизу; непрестанное гудение рожков, в которые трубили возчики, и дикое бегство лошадей, когда из-за поворота показывалась тонга; остановки для молитвы (Махбуб ревностно исполнял обряд сухого омовения и орал молитвы, когда спешить было некуда); вечерняя беседа на стоянках, где верблюды и волы вместе торжественно жевали корм, а степенные возчики рассказывали дорожные новости. Все это побуждало сердце Кима петь в его груди.

– Но когда пение и пляски кончатся, – сказал Махбуб Али, – придет полковник-сахиб, и это будет не столь сладко.

– Прекрасная страна… прекраснейшая страна этот Хинд… а страна Пяти Рек прекраснее всех, – почти пел Ким. – В нее я вернусь, если Махбуб Али или полковник поднимут на меня руку или ногу. А уж если я сбегу, кто отыщет меня? Смотри, хаджи, вон тот город – это и есть Симла? Аллах, что за город!

– Брат моего отца, а он был стариком, когда в Пешаваре только что выкопали колодец Мекерсона-сахиба, помнил время, когда тут стояли всего два дома.