Ким

— Когда он покушает, он ляжет спать, — высокомерно произнес Ким. Он еще не мог догадаться, как повернется игра, но твердо решил извлечь из нее пользу. — Теперь я пойду добывать ему пищу. — Последняя фраза, сказанная громким голосом, завершилась вздохом притворного утомления.

— Я... я сам и прочие мои земляки позаботимся о нем... если это дозволяется.

— Дозволяется, — проговорил Ким еще более высокомерно. — Святой человек, эти люди принесут нам пищу.

— Хорошая страна. Вся южная земля хороша... великий и страшный мир, — дремотно бормотал лама.

— Пусть спит, — сказал Ким, — но позаботьтесь, чтобы его хорошо накормили, когда он проснется. Он очень святой человек. — Один из уриев опять сказал что-то презрительным тоном. — Он не факир. Он не деревенский нищий, — строго продолжал Ким, обращаясь к звездам. — Он святейший из святых людей. Он выше всех каст. Я его чела.

— Поди сюда! — послышался ровный тонкий голос, и Ким подошел, зная, что невидимые ему глаза впились в него. Костлявый коричневый палец, отягченный перстнями, лежал на краю повозки, и вот какой произошел разговор.

— Что это за человек?

— Величайший святой. Он идет издалека. Он идет из Тибета.

— Из какого именно места в Тибете?

— Из-за снегов... из очень отдаленного места. Он знает звезды, он составляет гороскопы, предсказывает судьбу. Но он делает это не для денег. Он делает это по доброте и великому милосердию. Я его ученик. Меня зовут Другом Звезд.

— Ты не горец.

— Спроси его. Он расскажет тебе, что я был послан звездами указать ему путь к цели его паломничества.

— Хмф! Слушай, щенок, я старая женщина и не совсем дура! Лам я знаю и почитаю, но ты такой же истинный чела, как этот мой палец — дышло от этой повозки. Ты индус без касты, дерзкий и наглый нищий и, наверное, только из корысти присоседился к этому святому человеку.

— А разве мы не из корысти делаем всякую работу? — Ким быстро переменил тон в соответствии с изменившимся тоном старухи. — Я слышал, — эту тетиву он натянул наудачу, — я слышал...

— Что ты слышал? — подхватила она, стуча пальцем по дереву.

— Я не совсем твердо помню это... просто базарные сплетни, наверное вранье, но что даже раджи... мелкие горные раджи...

— Но у них, тем не менее, хорошая раджпутская кровь.

— Несомненно, они хорошей крови. Но даже они продают самых красивых своих женщин из корысти. Они продают их на юг, аудхским заминдарам и тому подобным людям.

Ничто так упорно не отрицают мелкие горные раджи, как именно это обвинение, но именно этому беспрекословно верит базарная толпа, толкуя о тайной торговле рабами в Индии. Сдержанным негодующим шепотом почтенная дама разъяснила Киму, какой он лукавый лжец. Намекни об этом Ким в те дни, когда она была девушкой, и в тот же вечер ее слон затоптал бы его до смерти. Это было истинной правдой.

— Ахай! Я всего только нищий парнишка, как изволила сказать Око Красоты, — завопил он в притворном ужасе.

— Око Красоты, скажешь тоже! Кто я такая, что ты смеешь приставать ко мне с нищенской лестью? — И все же давно позабытое обращение заставило ее рассмеяться. — Так можно было сказать сорок лет назад, и не без основания. Даже тридцать лет назад. Но вот что выходит, когда шляешься по всему Хинду! Вдова владетельного князя обречена встречаться с подонками и терпеть насмешки нищих.

— Великая владельная княгиня, — быстро подхватил Ким, заметив, что она дрожит от возмущения. — Я именно тот, каким считает меня великая владетельная княгиня, но, тем не менее, мой учитель святой. Он еще не слыхал приказа великой владетельной княгини.

— Приказа? Мне приказывать святому человеку, учителю Закона... прийти и говорить с женщиной? Никогда!

— Смилуйся над моей глупостью. Я думал, что было отдано приказание.

— Нет, не приказание. То была просьба. Ясно тебе теперь? — Серебряная монета звякнула о край повозки. Ким взял ее и низко поклонился. Старуха понимала, что его нужно умаслить, ведь он был глазами и ушами ламы.

— Я только ученик святого человека. Быть может, он придет после того, как поест.

— О скверный и бесстыдный мошенник! — унизанный драгоценными камнями палец неодобрительно погрозил ему, но он слышал, что старуха тихо смеялась.

— А в чем дело? — сказал он, переходя на свой самый ласковый и доверительный тон; перед этим тоном — Ким знал это — могли устоять лишь немногие. — Или... или твоей семье не хватает сына? Говори откровенно, ибо мы, жрецы... — эти слова он полностью заимствовал у одного факира Таксалийских ворот.

— Мы, жрецы! Ты еще не дорос до того, чтобы... — она оборвала шутку новым взрывом смеха. — Ведь мы, о жрец, мы женщины, не всегда думаем только о сыновьях. Кроме того, дочь моя уже родила мальчика.

— Две стрелы в колчане лучше, чем одна, а три еще лучше, — Ким, проговорив пословицу, задумчиво кашлянул и скромно потупил глаза долу.

— Истинно, истинно так. Но, может быть, это еще придет. Конечно, эти южные брахманы никуда не годятся. Я посылала им подарки, и деньги, и опять подарки, а они пророчествовали.