— Не сейчас... не сейчас. Скоро он уйдет. Но теперь он в школе, в новой Мадрасе... а ты будешь его учителем. Поиграй с ним в Игру Драгоценностей. Я буду судьей.
Мальчик сейчас же осушил слезы и кинулся в глубину лавки, откуда вернулся с медным подносом.
— Дай мне! — сказал он Ларгану-сахибу. — Положи их своей рукой, не то он скажет, что я видел их раньше.
— Потише... потише... — ответил Ларган и, вынув из ящика стола полгорсти звякающих камешков, бросил их на поднос.
— Ну, — сказал мальчик, размахивая старой газетой, — смотри на них сколько хочешь, незнакомец. Считай, а если нужно, так и пощупай. С меня хватит и одного взгляда, — он гордо повернулся спиной.
— Но в чем состоит игра?
— Когда ты пересчитаешь их, пощупаешь и убедишься в том, что запомнил все, я накрою их этой бумагой, а ты должен будешь описать их Ларгану-сахибу. Свое описание я сделаю письменно.
— О-а! — В груди Кима пробудился инстинкт соревнования. Он нагнулся над подносом. На нем было только пятнадцать камней.
— Это легко, — промолвил он через минуту.
Мальчик закрыл бумагой мерцающие драгоценные камни и начал что-то царапать в туземной счетной книге.
— Под бумагой пять синих камней... один большой, один поменьше и три маленьких, — торопливо говорил Ким. — Четыре зеленых камня, один с дырочкой; один желтый камень, прозрачный, и один похожий на трубочный чубук. Два красных камня и... и... я насчитал пятнадцать, но два позабыл. Нет! Подождите. Один был из слоновой кости, маленький и коричневатый; и... и... сейчас...
— Раз... два... — Ларган-сахиб сосчитал до десяти. Ким покачал головой.
— Слушай теперь, что я разглядел! — воскликнул мальчик, трясясь от смеха. — Во-первых, там два сапфира с изъяном, один в две рати и один в четыре, насколько я могу судить. Сапфир в две рати обколот с краю. Одна туркестанская бирюза, простая, с черными жилками, и две с надписями — на одной имя бога золотом, а другая треснула поперек, потому что она вынута из старого перстня и надпись на ней я прочесть не могу. Значит, всего у нас пять синих камней. Четыре поврежденных изумруда, причем один просверлен в двух местах, а один слегка покрыт резьбой...
— Их вес? — бесстрастно спросил Ларган-сахиб.
— Три, пять, пять и четыре рати, насколько я могу судить. Кусок старого зеленоватого янтаря для трубок и граненый топаз из Европы. Бирманский рубин в две рати без порока и бледный рубин с пороком в две рати. Кусок слоновой кости, выточенный в виде крысы, сосущей яйцо, китайской работы и, наконец... а-ха! хрустальный шарик величиной с боб, прикрепленный к золотому листику.
Он кончил и захлопал в ладоши.
— Он — твой учитель, — промолвил Ларган-сахиб с улыбкой.
— Ха! Он знал, как называются камни, — сказал Ким краснея. — Попробуем снова! На обыкновенных вещах, которые мы оба знаем.
Они опять завалили поднос всякой всячиной, собранной в лавке и даже в кухне, и мальчик всякий раз выигрывал, к немалому удивлению Кима.
— Завяжи мне глаза... дай мне только разок пощупать вещи пальцами, и даже в этом случае я обыграю тебя, хотя глаза твои будут открыты, — вызывал его мальчик на бой. Мальчик оказался прав, и Ким в досаде топнул ногой.
— Будь это люди... или лошади... — промолвил он, — я мог бы себя показать. Но эта возня со щипчиками, ножами и ножницами слишком ничтожна.
— Сначала выучись, потом учи, — сказал Ларган-сахиб. — Ну что, учитель он твой или нет?
— Да. Но как этого добиться?
— Надо много раз проделывать эту работу, пока не научишься выполнять ее превосходно... ибо этому стоит научиться.
Мальчик-индус в полном восторге от своего превосходства даже похлопал Кима по спине.
— Не отчаивайся, — сказал он. — Я сам буду учить тебя.
— Я послежу за тем, чтобы тебя хорошо учили, — сказал Ларган-сахиб все еще на местном языке, — ибо, если не считать моего мальчика, — он глупо сделал, что купил так много белого мышьяка, когда мог бы попросить его у меня, и я дал бы, — если не считать моего мальчика, я давно уже не встречал человека, которого стоило бы обучать. Осталось десять дней до того срока, когда ты сможешь вернуться в Лакхнау, где ничему не учат... в сущности. Мне кажется, мы будем друзьями.