Ким Филби - супершпион КГБ

Со своей стороны Астор заявил, что он не был осведомлен о внеслужебных связях Филби с СИС. «В то время я ничего не слышал и о Николасе Эллиотте. Прямых контактов с МИ-5 я не поддерживал. Только через официальных лиц министерства иностранных дел. Средний Восток или какие-либо другие места не упоминались. Мне, очевидно, отводилась роль «спасателя» этого человека. Когда он в конце концов объявился в Москве, они примчались ко мне с извинениями: «Приносим извинения, что не предупредили вас».

Это мнение подтвердили другие сотрудники «Обсер-вера». Они утверждали, что в то время Астор был очень возмущен тем, как был использован его журнал. Неоднократно заявляли, что главный редактор не знал, что, работая в журнале, Филби поддерживал связи с СИС.

Джордж Янг придерживался другого мнения: «Все переговоры вел Ник, я только утверждал их результаты. Мне казалось, что Астор был во все посвящен. Филби было поручено заниматься арабскими делами, поскольку его семья поддерживала связи с арабским миром, и мы не видели в этом никакого ущерба. Перед отъездом я сам его инструктировал». Что касается газеты «Экономист», то у тогдашнего его редактора Дональда Тайермана это был всегда больной вопрос. Тайерман заявил, что, хотя он лично прозондировал вопрос о Филби у руководящего сотрудника министерства иностранных дел Гарольда Кассия [25], ни Кассий, ни руководители «Обсервера» не сказали ему, что работа Филби в газете является не личным, а строго официальным делом.

Разрешить этот вопрос невозможно. Астор, в 1939 году имевший контакты с СИС в связи с его интересом к антигитлеровской оппозиции в Германии, очевидно, считал, что Филби, бывший сотрудник СИС, принятый на работу в «Обсервер» по специальной просьбе министерства иностранных дел, ограничит свою деятельность в Бейруте журналистикой. Но он ошибся. Филби журналистикой не ограничился.

ГЛАВА XV. КОНФРОНТАЦИЯ В БЕЙРУТЕ

В августе 1956 года Филби прибыл в Ливан и остановился у своего отца. Сент-Джон жил в то время в маронитской деревне Аджалтауне примерно в двадцати милях от Бейрута. Из его белого бунгало открывался великолепный вид на окружающие окрестности. После смерти короля Ибн-Сауда Сент-Джон не ужился с молодыми принцами, и ему был запрещен въезд в Саудовскую Аравию. В Ливан он приехал со своей саудовской женой Рози и двумя сыновьями Халидом и Фарисом.

Это было странное хозяйство. Сент-Джон весь отдался, как он говорил, «своему пигмалионскому эксперименту», пытаясь привить Рози западные привычки и манеры. Он приказал ей снять чадру, своих сыновей послал учиться в соседнюю католическую школу. Особого успеха эксперимент не имел. Рози отказалась выходить из дома, шлепала по комнатам в войлочных тапочках и поглощала неимоверные количества сладостей. Она исчезала в задней комнате дома, когда к Сент-Джону приходили гости, и отказывалась сопровождать его во время проведения различных мероприятий в деревне. Иногда у них случались продолжительные шумные ссоры, которые обычно заканчивались увесистыми шлепками Сент-Джона по ее мягкому месту.

Сент-Джон с радостью принял Кима, и в первый раз у них было достаточно времени для разговора. Обычно они усаживались на веранде дома, наслаждаясь порывами чистого горного воздуха, и беседовали до наступления прохлады, когда 71-летнему Сент-Джону приходилось набрасывать бедуинскую накидку на свою рубашку с короткими рукавами. Иногда Сент-Джон облачался в белые одежды и в сопровождении всей семьи шествовал по деревне, отвечая на приветствия жителей, которые уважительно называли его «хаджи» (так по мусульманским обычаям величают человека, посетившего Мекку). Он с гордостью представлял своего сына деревенским знаменитостям. Иногда они вместе ездили в Бейрут, где Сент-Джон, зная, что Киму придется там зарабатывать на жизнь, знакомил его с людьми, которые были осведомленными лицами или занимали влиятельное положение.

Должно быть, это было счастливое время, поскольку стареющего Сент-Джона на какое-то время обуяли фантазии. Он написал своей жене в Лондон письмо, в котором предложил ей продать дом на Дрейтон-Гардене, убедить всех детей уехать из Англии к нему, к его незарегистрированной в браке жене, его детям от нее, Киму и жить одной большой семьей. «Я думаю, что мы всей семьей могли бы эмигрировать в Ливан. Нас собралась бы почти дюжина, и мы заложили бы основы колонии Филби в одной из самых красивых стран мира», — писал Сент-Джон в Лондон.

В этот трудный для Кима период, когда он все еще не решил, что делать с Айлин и детьми, находящимися в Кроуборо, когда у него были сомнения относительно возможности зарабатывать на жизнь в качестве журналиста, когда у него не было определенности в том, когда МИ-5 вновь примется за него, отец оказывал ему очень большую помощь. Уверенный в себе, сознающий, что и другие когда-нибудь оценят его заслуги, Сент-Джон помогал Филби встать на ноги, вновь приобрести уверенность в себе, постоянно внушая ему мысль о перестройке своей жизни.