Киммерийский закат

«А ведь этот человек уже наверняка примеряет на себя эполеты военного диктатора Украины!», – подумал Ярчук, и слегка приподнявшись для приветствия, тотчас же опустился в кресло.

– Главнокомандующий Сухопутными войсками СССР, генерал армии Банников, – хрипловато представился ворвавшийся.

– Вижу, товарищ главком, вижу…

Они прекрасно были знакомы. Но если генерал решил представиться по всей форме, соблюдая протокол, это его личное дело. Так даже лучше. Тогда и разговор пойдет сугубо официальный.

– Довожу до вашего сведения, что прибыл в Киев, как уполномоченный представитель Госкомитета по чрезвычайному положению.

Вслед за Банниковым мимо помощника Предверхсовета в кабинет прорвались еще два генерала, которые представляться уже не решились; остальные военные остались в приемной. Одного из них Ярчук знал, это был командующий Киевским военным округом генерал-полковник Череватов. Второй, генерал-майор, очевидно, и был тем самым членом Военсовета округа.

– Уполномоченный – так уполномоченный, – саркастически улыбаясь, по-украински произнес Ярчук. И, переходя на русский, добавил: – А коль вы – уполномоченный, и уже прибыли, тогда садитесь, говорите, а мы будем внимательно слушать. Хотелось бы услышать, с чем вы к нам пожаловали.

Прежде чем опуститься в кресло у стола спикера парламента, главком вопросительно взглянул сначала на вице-премьера, а затем на первого секретаря ЦК, и Ярчук самодовольно отметил, что расчет его оказался верным. В эти минуты главком мучительно решает для себя, что означает присутствие этих чиновников. Как они настроены? А поскольку эти двое высших гражданских лиц республики вошли первыми и успели обменяться мнениями с Ярчуком, то неизвестно, к какому решению они все вместе пришли по отношению к ГКЧП.

– Леонид Михайлович, я уполномочен заявить, что с сегодняшнего дня вся власть в стране перешла к Государственному комитету по чрезвычайному положению, – почти после каждого слова Банников резко вонзался указательным пальцем в коричневатую полировку стола. Ох, уж эта привычка вещать; не говорить, а именно вещать, причем в приказно-директивных тонах.

– Ну, о том, что гэкачеписты так заявили, мы знаем, – невозмутимо уведомил его Ярчук. Но при этом одну руку положил на «Конституцию УРСР», а другую – на брошюру «Закона СССР…», в котором четко было расписано, кто, на основании чего и в каких ситуациях имел право вводить чрезвычайное положение в Союзе, в том числе и в Украине. – Однако вопрос в том, кто, по каким законам и какой Конституции давал им это право? Вы можете назвать мне эти законы? Или, может, соответствующую статью Конституции?

– Причем здесь статьи? – мрачно проворчал генерал. – Законы – это хорошо, но мы исходим из реальной ситуации.

– Вы – из реальной, а мы из какой? Что в Украине происходит такого, чтобы возникла необходимость вводить здесь чрезвычайное положение?

– Сейчас не время дискутировать, Леонид Михайлович. И не для того я прибыл сюда…

Однако Ярчук не зря в течение многих лет определял каноны идеологической работы в республике. Он прекрасно владел основами полемики и неплохо улавливал психологические нюансы в поведении собеседника.

– Нет, вы все же объясните, – упорно дожимал он не склонного к полемикам и юридическим диспутам генерала, – какими такими статьями Основного Закона вы руководствовались, отстраняя от власти законно избранного Президента Союза; или создавая свой, этот, как его там? – вновь пощелкал он пальцами, обращаясь к вице-премьеру…

– Госкомитет по чрезвычайному положению… – услужливо подсказал тот.

– Вот я и говорю, – почти брезгливо поморщился Ярчук и каждый звук аббревиатуры стал произносить отдельно, причем разделяя саму аббревиатуру на две части – этот ваш Гэ Ка… Чэ Пэ. – А главное, назовите мне те статьи, которые позволили бы вам объявлять это ваше чрезвычайное положение в суверенной Украине.

В кабинете воцарилось напряженное молчание.

– Но вы же понимаете, что только введение чрезвычайного положения способно спасти от окончательного развала страну, армию, социалистический строй. – Рыхловатое, изрезанное продольными сабельными морщинами лицо главкома покрылось налетом суровости, взгляд стал еще более жестким, а кончик мясистого носа предательски побагровел.

Знал ли этот генерал, что в лице его просматривалось уже нечто гипертонически-отставное, совершенно неприличествующее действующему армейскому генералу? И что напускная суровость лишь усугубляла проявление этой «отставнической» гипертонии, а багровость выдавала в нем человека, давно распрощавшегося с тем возрастом, когда к медикам можно было входить без дрожи в коленках, не опасаясь, что вдруг возьмут и спишут?!

– В Украине причин для введения чрезвычайного положения нет. Если у вас, в Москве, такие причины появились, то это дело российского правительства и президента Российской Федерации. Но никак не этого, как его там… – вновь последовало вальяжное пощелкивание пальцами.

– …ГКЧП, – с явным осуждением в голосе подсказал на сей раз Журенко, прекрасно уловивший театральность такого поведения Предверхсовета.