Киммерийский закат

Сотни тысяч людей – депутатов, демократов-активистов, журналистов – уже были занесены в списки на аресты, депортацию, высылку в отдаленные районы Сибири и Дальнего Востока; все инакомыслящие, ранее привлекавшиеся к уголовной ответственности за антисоветскую пропаганду, занесены были в списки «врагов народа», хотя и не подозревали, что, по существу, они уже – «лагерная пыль». Понадобится два-три дня, максимум неделя, полного контроля коммунистов и КГБ над страной, чтобы в Мордовию, Пермь и еще дальше, в Сибирь, потащились эшелоны, битком набитые «политическими».

Но в отличие от Лехи майор Курбанов не спешил презирать и ненавидеть коммунистов. Он понимал: огромную страну, эту лоскутную империю, надо было каким-то образом сохранить. А сохранить ее можно было, разве что наведя железный порядок, на что способны были только коммунисты, с их «передовым отрядом партии» – кагэбэ. При поддержке, ясное дело, армии.

Как человек военный, он конечно же надеялся, что когда-нибудь в этой стране действительно наведут порядок. Но с такой же страстью желал, чтобы при этом обошлось без очередного «кремлевского мечтателя», а тем более – без излишнего выпендрежа кагэбистов. «Вот только без “выпендрежа кагэбистов” ни порядок в этой стране, ни сама эта страна – невозможны!» – мрачно заключил Виктор, решив, однако, что предаваться мрачным мыслям, пребывая в таких апартаментах, – в сути своей преступно. Уже хотя бы по отношению к себе.

Выполняя спецзадания за рубежом, ему приходилось сутками лежать в болотах, кормя комаров, мошку и прочую тварь; ютиться в каких-то зловонных подвалах и пристройках; с минуты на минуту ожидая удара ножом в спину, выступать в роли провокатора на сборищах оппозиции…

Он, майор Курбанов, слишком много рисковал собой ради престижа этой империи, чтобы так просто взять и отречься от нее. Но в то же время он действительно слишком много рисковал собой, чтобы впредь оставаться до конца преданным ей. Что-то следовало менять в этом застойнике, что-то нужно было основательно менять. Но в любом случае он имел право хотя бы эти две недели пожить комфортно, по-человечески.

Вскрыв пакет, Курбанов обнаружил довольно внушительную, – по представлениям человека, всю жизнь прожившего на скромную зарплату советского офицера, – сумму денег, пистолет, очевидно, нигде не засвеченный, и три обоймы патронов.

«На этом этапе все ясно: деньги, пистолет, патроны. Орудие труда профессионала и достойная этого профессионала плата. Роптать не на кого и не на что. Вопрос: что дальше? Каким образом придется окупать расходы?»

Как бы там ни было, у него появилось несколько дней, которые он мог провести с широтой бездельничающего аристократа. Приняв душ, он затем улегся в ванну и с полчаса блаженственно отдыхал: пофыркивая, отмокая, словно надеялся отмыться от всего того, от чего на самом деле отмыться уже не дано.

«Стиль жизни – “блаженствующий аристократ”, маз-зурка при свечах! И что важно – моим убеждениям это никогда не претило».

Если завтрак и нельзя было назвать королевским, то лишь потому, что не хватало слуг в ливреях; и что первых, вторых и последующих блюд не подавали, а бутерброды и прочие холостяцкие эрзацы приходилось сотворять самому. Зато в двух больших холодильниках всего хватало. Те, кто устраивал ему этот курорт, позаботились основательно. Другое дело, надолго ли должно было хватить их щедрот. Неужели действительно на две недели?

Виктор имел все основания опасаться, что покончит с продовольственными запасами в течение ближайших двух дней. Что тогда? Даст бог день – даст и пищу? Тем не менее… Хотел бы он знать, кто расщедрился на весь этот провиант. Кто оплачивает этот его «Лазурный берег» в нескольких километрах от Приморска? Не Главное управление разведки, конечно же. И не демократы. Но тогда остается партия, с её финансовым и кадровым могуществом. Уж не Истомин ли со своими парнями? Эти способны устроить «канары» и «багамы» даже в ста километрах севернее Воркуты.

Плотно позавтракав, майор позволил себе еще полстакана «Кагора» и, старательно убрав после себя, заглянул в платяной шкаф. «Ну-ка, что тут у нас? Ага, синий клубный пиджак в паре с белыми брюками. Презентабельно! Белые джинсы, подпоясанные модным, с бесчисленным множеством наклепок, ремнем; адидасовский спортивный костюм, к которому… оказалась прикрепленной записка. «Все это поступает в Вашу личную собственность, сир, – уведомил его уже знакомый женский бисер. – Подчеркиваю: в личную! Как и халат, что в ванной».

«А ведь сумела предположить, что не решусь облачиться в него, считая, что у халата уже имеется хозяин, – похвалил неизвестную наставницу майор. – Наверняка знает, что имеет дело с рейнджером, который, скитаясь по средним и дальним Азиям, успел основательно одичать, – вспомнил Курбанов, что весь завтрак свой провел, сидя за столом в одних только трусах. – Интересно, явится ли мне эта фея в реальной жизни или так и останется в моих снах, грезах и в таких вот записках?»