Киммерийское лето

Когда банка опустела, а пленка кончилась, Ника подумала, что вот так кончается в жизни вообще все — и молодость, и любовь. Теперь ей очень хотелось пить, все-таки сгущенки оказалось многовато; она с наслаждением выпила стакан ледяной воды из сифона, добралась обратно до тахты и легла, чувствуя себя объевшейся и несчастной.

А вечером, конечно, было торжество и ликование. Оказалось, что родители все уже давно знали от завуча, только ей не говорили; и с работы явились с подарками: отец принес отличную кожаную папку, взамен того злополучного портфельчика, а мама — рижский кулон ручной работы, кусок неровно отшлифованного янтаря с мушкой внутри, оправленный в темное оксидированное серебро.

Сегодня янтарь произвел на всех большое впечатление, и Ренка немедленно предложила обменять его на свои знаменитые голубые очки. Кулон ходил по рукам, его трогали, терли, царапали вилкой, смотрели на свет и даже брали на зуб.

— Вот паразитство, — задумчиво сказал Игорь, разглядывая мушку. — Лежит, тварь, три миллиона лет, и как живая… А ведь от нас, братья и сестры, через три миллиона лет даже радиоактивного пепла не останется.

— Это произойдет гораздо раньше, — утешил Пит. — У урана не такой уж большой период полураспада.

— Может, придумаете что-нибудь повеселее? — спросила Катя Саблина. — Ника, забери у них свой янтарь, он на них плохо действует.

— А на меня тоже, — сказала Ника и отпила глоток терпкого прохладного цинандали. — Мне вот тоже лезут в голову всякие грустные мысли, когда я смотрю на эту муху.

— Ты-то сама не муха, — резонно заметила Рената.

— Ах, никто не знает, кто он такой, — вздохнула Ника. — В смысле — никто не знает сам себя…

— Что это вы сегодня расфилософствовались? — усмехнувшись, сказал Андрей. Он сидел, отодвинувшись от стола, и, положив ногу на ногу, рассеянно оглядывал публику в зале.

— Знаете, мне очень печально, что я перешла в десятый класс, — заявила Ника.

Игорь и Пит переглянулись и, уставившись на нее, как по команде сделали одинаково скорбные лица и одновременно постучали себя по лбу.

— Готова, — сказал Игорь.

— Доучилось наше дитя-цветок, — сказал Пит. — Вот тебе и «науки юношей питают, отраду старцам подают». Правда, там про дев ничего не говорилось.

— А девам науки никогда еще не шли на пользу, — сказал Андрей.

— Вы смеетесь, — вздохнула Ника, — а смешного нет ничего. Это все не так просто, как вам кажется. Хорошо кончать школу, когда знаешь, что дальше…

— Как — что дальше? — изумился Игорь. — Дальше известно что: гранит науки, светлые дали и сияющие вершины. Какого рожна тебе еще надо?

— Я сама не знаю, какого мне нужно рожна, — сказала Ника. — В том-то и дело. Хорошо грызть гранит науки, когда ты знаешь, ради чего стачиваешь зубы…

— Ничего, — утешил Игорь. — Сточишь — поставят новые. Из нержавейки!

— Это хорошо Андрею, — продолжала Ника, не обращая на него внимания. — Потому что он художник, а они все одержимые. Или тебе, Катрин, — вы с Питом тоже знаете, чего будете добиваться. Всякие там вычислительные устройства, программирование… Если это интересно — конечно, почему же не учиться. Но вот я не знаю. И Рената не знает. И ты, шут гороховый, тоже не знаешь.

— Это кто шут? Я бы попросил!

— Тоже мне… млекопитающее, — фыркнула Ника. — У тебя ведь тоже нет никаких серьезных интересов!

— Я бы попросил, — повторил Игорь. — Что значит — нет интересов? Я буду подавать во ВГИК. Ясно?

Все застонали хором:

— Во ВГИК!

— Спятил!

— Да тебя там затопчут на дальних подступах!

— Почем знать, — сказал Игорь. — Может, я сам кого-нибудь — под копыто? А?

— Я, например, буду подавать в медицинский, — сказала Рената. — А не пройду — устроюсь манекенщицей.

— Это хоть обдуманная программа, — усмехнулся Андрей, — заранее иметь запасной вариант, на случай «если не пройду». Впрочем, — добавил он, продолжая рисовать, — это нужно только вам, девочки. Для нас запасным вариантом будет армия.

— Точно! — воскликнул Игорь. — Возьму я автомат, надену каску! В защитную покрашенную краску!

— Нас выведут, — предупредила Катя.

— Ударим шаг по улицам горбатым, — немного понизив голос, продолжал Игорь, бренча на воображаемой гитаре, — как славно быть солдатом, солдатом… Ну что, братья и сестры, дрогнем?

Он разлил по бокалам остатки вина и посмотрел бутылку на свет.

— Увы, пусто. Как, мужики, скинемся еще на одну?

Пит и Андрей согласились, что скинуться необходимо — бутылка на шестерых это вообще не дело. После этого все дружно выпили, молча и не чокаясь; кто-то от кого-то слышал, что чокаться теперь не принято, Андрей ободрал апельсин и подал Нике.

— Спасибо, — сказала она. — Половинку. Нет, нет, бери, мне столько не съесть.

— Кстати, — сказал Андрей. — Я читал где-то, что у Евы на самом деле это был апельсин, а не яблоко.

— Ну, тем лучше, — улыбнулась Ника. — Считай, что я тебя соблазнила.

— Кто, кто кого соблазнил? — не расслышав, заинтересовалась Рената.

— Я соблазнила Андрея, — непринужденно пояснила Ника.

Какой-то пожилой человек, вставший из-за соседнего столика, глянул на нее изумленными глазами, проходя мимо.