Киммерийское лето

Самый обычный день, — утром, в вагоне, Андрей узнал о том, что вчера с космодрома на мысе Кеннеди стартовала первая лунная экспедиция.

Он был первоклассником, когда апрельским днем над планетой прогремело имя Гагарина. Что тогда делалось на улицах! А сейчас — прошло только восемь лет — уже отправление человека на Луну кажется чем-то будничным. Пассажиры в вагоне отнеслись к сообщению довольно спокойно; на многих, пожалуй, большее впечатление произвел не сам факт первого межпланетного путешествия, а то, что его совершили не мы, а американцы. Чудаки, как будто это так уж важно…

Андрей закинул голову и посмотрел в безоблачное небо, пытаясь представить себе за этой обманчивой синевой его истинный вид: бездонную черную пустоту, пылающую косматыми звездами, миллиарды и миллиарды километров пустоты — и тех троих, одетых в белые скафандры и запечатанных в тесном отсеке «Аполлона», их полет сквозь эту черную пустоту со скоростью, в десять раз превышающей начальную скорость артиллерийского снаряда. Да, молодцы ребята. В общем-то, конечно, и в самом деле жаль, что не русская речь звучит сейчас на полпути к Луне; но главное то, что звучит — человеческая речь, черт побери, речь твоих земляков, землян!

Да, а здесь, внизу, все оставалось как всегда — неспешно подплывали троллейбусы, люди толпились возле голубых тележек с мороженым, у пивного ларька жаждущие, предвкушая первый глоток, сдували с кружек легкие хлопья пены, носильщики катили свои мягко постукивающие тележки, ошалело толкались многосемейные транзитные пассажиры. Андрей спустился в подземный переход. Звонить отцу или не звонить? Мама была в доме отдыха, он вообще ничего не сообщил ей о том, что с ним произошло; теперь нужно еще как-то объяснить свое возвращение в Москву, чтобы это выглядело правдоподобно и не заставило ее волноваться и ломать себе голову. Ладно, это он придумает. Может быть, родитель подкинет идейку.

Из автомата у станции метро он позвонил отцу на работу; ему ответили, что Кирилл Андреевич в командировке, вернется где-то в конце месяца. Андрей присвистнул и осторожно нацепил трубку на рычаг. Вот это да — полная творческая свобода на целых десять дней! Даже как-то страшно.

Первой мыслью, которая тут же пришла Андрею в голову, была мысль — и сожаление — о том, что Ники Ратмановой нет в Москве. Почему именно Ника вспомнилась ему в этот момент, Андрей не понял; вернее, ему показалось лишним задумываться над этим вопросом. Ну, вспомнилась и вспомнилась. Просто ассоциативная связь: в их компании всегда кто-нибудь ныл, что негде собраться, негде провести время. Нет хаты! А тут вдруг хата в полном распоряжении, но собраться некому. Хоть бы этот крет Игорь был на месте, не говоря уж про Пита, — отлично можно было бы пожить такой мужской коммуной. Но тогда уж что-то одно, старик, — либо мужская коммуна с полным исключением женского элемента, вроде Запорожской Сечи, либо Ника Ратманова. Андрей подумал и не смог решить, какой вариант лучше.

Не успел он добраться до дому и войти в прихожую — душную, с нежилым запахом пыли и рассыхающейся мебели, какой обычно появляется летом в обезлюдевших квартирах, — как немедленно, словно только и дожидался его прихода, зазвонил телефон. Андрей швырнул в угол рюкзак, снял трубку.

— Слушаю, — сказал он. — Кто это? А, дядя Сережа, здравствуйте! Откуда вы взялись?

— А ты-то сам откуда, — отозвалась трубка знакомым хрипловатым голосом, — мать вроде писала, ты на целине?

— Я только сейчас вернулся, едва успел войти…

— Что ж это, дезертировал с трудового фронта? — со смешком спросил голос.

— Руку сломал! К счастью, левую.

— Левая — это ничего. Срастется — крепче будет. Где старики-то?

— Мама в дом отдыха уехала, отец в командировке.

— Э, как неудачно…

— Вы в Москве? Надолго?

— Дня на три, от силы на неделю… Ну ладно, Андрюшка, что делать — хоть с тобой пообщаюсь. Лишнее койко-место найдется? Я тогда через час буду, каких-нибудь полуфабрикатов прихвачу по пути. Ты знаешь что? Ты за пивом сбегай, сунь его в холодильник…

— Слушаюсь, товарищ генерал! Разрешите выполнять?

— Действуй!

Андрей положил трубку и, весело насвистывая, отправился действовать.

В угловом «Гастрономе» ему повезло: только что привезли пиво разных марок и даже любители еще не успели набежать. Вернувшись домой, он пораспахивал настежь все окна, пустив по квартире знойные сквозняки, сделал необходимую приборку, кое-как помылся. С одной рукой это было не так просто, хотя он уже и приобрел некоторый опыт. Ровно в обещанное время у двери коротко тренькнул звонок — дядя Сережа был точен, как и положено военному, да еще в генеральских чинах.

Собственно, этот полноватый и уже седеющий брюнет несколько цыганского обличья не приходился Андрею никаким дядькой; он был старым другом семьи, старым не в смысле возраста — Сергею Даниловичу было под пятьдесят, — а в смысле давности отношений. Мама говорила, что они учились вместе, еще до войны. Во всяком случае, Андрей помнил его с детства и с детства же привык называть «дядей».